В том, что касалось политики, наблюдатели часто отмечали очевидное отсутствие связи между экономическими выгодами и степенью политической удовлетворенности. Комиссия Пиля, например, обнаружила, что, хотя арабы и выиграли от развития страны благодаря еврейской иммиграции, это никоим образом не ослабило их решительности в противостоянии сионизму. В докладе комиссии показания арабов суммируются следующим образом:
Вы говорите, мы стали богаче: вы говорите мне, что чужеземцы, войдя в мой дом, обогатили его. Но это мой дом, и я никаких чужеземцев к себе не приглашал и не просил их его обогащать, и мне все равно, насколько он беден или пуст, [пока] я в нем хозяин [139].
Сионистскому руководству тоже пришлось столкнуться с неприятным осознанием того, что лишь совсем немногие из лидеров палестинской общины (если такие и нашлись) приветствовали их в духе выдуманного Герцлем Решид-бея. Владимир Жаботинский был не удивлен: он никогда не разделял мнения левых, будто «туземцы» обменяют свое право первородства на экономические выгоды [140]. К 1930-м гг. лидер лейбористов и новоизбранный председатель Исполнительного комитета Еврейского агентства Давид Бен-Гурион тоже осознал, что довод об экономических благах не помогает убедить палестинцев примириться с сионизмом. В своем отчете коллегам по комитету он говорил:
Для арабских лидеров экономический аспект развития страны не имеет никакой ценности, даже если они признают — а не все из них это признают, — что наша иммиграция приносит стране материальное благо. Они говорят: «Не надо нам ни меда вашего, ни жала» — и с точки зрения арабов, я думаю, это справедливо [141].
Такие противоположные оценки того, что принес Палестине и ее народу сионизм — экономическую выгоду или вред, — на протяжении всего периода мандата неизменно звучали в обращениях к могущественным третьим сторонам в надежде повлиять на их позицию. Как и в случае с другими основными противоречиями, с которыми мы уже знакомы, много сил было потрачено и тратится до сих пор на попытки установить, какая из сторон этого спора права.
Обманчивое затишье
Стремясь разрядить напряженность и устранить причины для недовольства, поставившего под угрозу покой в стране в 1920 и 1921 гг., британский министр по делам колоний в Лондоне (Уинстон Черчилль) и верховный комиссар в Иерусалиме (Герберт Сэмюэль) изучили доклад комиссии Хейкрафта о беспорядках в Яффе, намереваясь в будущем выстраивать политику Великобритании на более прочной основе. Они надеялись добиться этого, повышая уровень охраны правопорядка, принимая меры по созданию (контролируемых) представительных институтов, а также обнародовав важное политическое заявление. Одно за другим британцы представили предложения о создании законодательного совета, консультативного совета и Арабского агентства, но все они были забыты после бойкота со стороны палестинского руководства — главным образом из-за того, что все они подразумевали признание и защиту идеи еврейского национального дома, а также отсутствие контроля со стороны арабского большинства [142]. В главе 12, в разделе «Упущенные возможности», мы рассмотрим вопрос, не лишились ли палестинцы, отказавшись от этих ранних предложений ограниченного самоуправления, того инструмента, который мог бы оказаться полезным для сдерживания сионизма.
Белая книга, представленная Черчиллем в июне 1922 г. — отчасти из стремления исправить ситуацию после беспорядков в Яффе в мае 1921-го, — стала важной попыткой прояснить и сбалансировать обе части британского двойного обязательства. В следующие 15 лет она оставалась в силе как официальная позиция по поводу того, каким образом Великобритания планирует управлять Палестиной. Торжественно подтвердив приверженность правительства Его Величества делу построения еврейского национального дома, Черчилль одновременно объявил, что еврейская иммиграция будет ограничена «экономическими возможностями» страны к ее приему. Предполагалось, что иммиграция должна не перенапрягать экономику Палестины, а лишь оздоровлять ее, неся с собой прогресс и процветание. Дабы снизить опасения арабов, в текст было включено разъяснение, что условия декларации Бальфура «не предполагали, что Палестина вся целиком превратится в еврейский национальный дом, но что такой дом должен быть основан в Палестине» (выделено в оригинале); это вольно или невольно готовило почву для будущего раздела страны. Кроме того, косвенно вступая в полемику с лидером сионистов Хаимом Вейцманом, Черчилль заявил, что у правительства Его Величества нет намерения сделать Палестину «такой же еврейской, как Англия — английская» [143].
Следующие пять лет после выхода Белой книги Черчилля и ратификации условий мандата прошли спокойно и даже мирно, что убедило и британских, и сионистских лидеров в том, что вспышки палестинского недовольства, наблюдавшиеся в 1919–1921 гг., — это временное, преходящее явление, возможно не такое подлинное и глубоко прочувствованное, как поначалу казалось. Многие сделали вывод, что это недовольство в конце концов сойдет на нет, когда население получит доступ к экономическим и другим благам, которые, как ожидалось, принесут с собой из Европы иммигранты-сионисты. По крайней мере, такими оптимистическими предположениями тешили себя британские и сионистские официальные лица в середине 1920-х гг. [144] Несостоятельность этих надежд обнаружится уже в 1928 и 1929 гг., когда напряженность усилится, а насилие возобновится.
Глава 5. Крах мандата: восстание, раздел, Белая книга, 1929–1939 гг.
Радикализация палестинской политики
В сентябре 1928 г. этому мирному затишью пришел конец из-за всплеска межнациональной розни на религиозной почве. В конце августа 1929 г., после целого года столкновений, провокаций и манифестаций вокруг мусульманских и иудейских святынь, палестинцы, выйдя с пятничной молитвы, начали нападения на евреев в Иерусалиме. Слухи об атаках евреев на мусульман привели к вспышкам насилия в других местах, в том числе в Хевроне и Сафеде (Цфате), где прошли жестокие погромы сложившихся задолго до появления сионизма ультраортодоксальных еврейских общин. В общей сложности было убито 133 еврея, а ранено 339, причем почти все из них пострадали от рук арабов. Среди арабов насчитывалось 116 погибших и 232 раненых — в основном из-за действий британских войск и полиции [145].
Погром в Хевроне до сих пор памятен евреям как худшее из «событий тарпата» («тарпат» — ивритский акроним, обозначающий 1929 г.) [146]. В ходе массовых бесчинств тогда погибло 59 мужчин, женщин и детей, еще 60 человек получили ранения, некоторые были искалечены и изнасилованы. Как и везде, действия британской полиции оставляли желать лучшего. При этом около 300 евреев Хеврона нашли защиту благодаря мужеству двух десятков своих палестинских соседей. Последующая эвакуация уцелевших евреев Хеврона в Иерусалим оставила рану, напоминавшую о себе десятилетиями. После войны 1967 г., в ходе которой Израиль отвоевал город у Иордании, некоторые евреи попытались возродить свою древнюю общину в окружении сотен тысяч палестинских