Вместе эти две группы составляют население Палестинской автономии, или Палестинской национальной администрации (ПНА), все еще не завершившей перехода от статуса оккупированных Израилем территорий к статусу международно признанного независимого государства, хотя на официальном сайте и в официальных публикациях она обозначена теперь как «Государство Палестина». Кроме того, к палестинцам относятся:
(а) 3 152 000 беженцев, зарегистрированных Ближневосточным агентством ООН для помощи палестинским беженцам и организации работ (БАПОР) и проживающих в 31 лагере в Ливане (450 000), Сирии (527 000) и Иордании (2,2 млн), а также рассеянных по городам Ближнего Востока;
(б) 1,8 млн арабских граждан государства Израиль, потомков тех палестинцев, которые остались на территориях, ставших в 1948 г. еврейским государством [32].
Как и в случае с арабскими возражениями против национального переопределения термина «еврей», никакие аргументы, исходящие от людей за пределами Палестины и арабского мира, не могут изменить того факта — каким бы щекотливым и неудобным он ни был, — что с момента упадка Османской империи в начале XX в. все большее число арабоязычных жителей Ближнего Востока прилагали политические усилия к созданию независимого арабского государства или конфедерации государств в регионе. Тот факт, что это представление о единстве так и не воплотилось в реальность, несмотря на столетие периодических попыток, стал источником большого разочарования для всех, кто лелеял эту панарабскую национальную мечту.
То же самое относится и к людям, которые называют себя палестинцами. Как мы увидим в главе 4, арабы, проживавшие на территориях британской подмандатной Палестины, рано начали отождествлять себя с местными лидерами и создавать собственные националистические организации, чьей непосредственной целью было сопротивление сионизму и образование независимого арабского государства. Большинство палестинцев, проживавших на этой территории, считали себя находящейся в опасности общиной, правам и статусу которой угрожает приток еврейских иммигрантов, чья численность и растущая экономическая инфраструктура, по их убеждению, должны были привести к тому, что страна окажется под властью евреев или сионистов. Никакие сомнения в искренности опасений палестинцев или в их самоидентификации как народа, не желающего иметь ничего общего с британской политикой «еврейского национального дома» (см. главу 4), не могут опровергнуть этих фактов.
Наконец, важно осознавать, что для многих принадлежность к арабам или евреям имеет и религиозное измерение. С пришествия пророка Мухаммеда, появления исламской религиозной общины (уммы) в VII в. н. э. и последующего распространения ислама по миру большинство арабов одновременно являются практикующими мусульманами. В Ливане, Египте, Сирии, Ираке и Иордании издавна существуют христианские общины, но исламская история, культура, ценности и идентичность стали неотъемлемым компонентом принадлежности к арабам и жизни в арабских обществах. Мусульманское население Земли выходит далеко за пределы арабского мира и превышает по численности 1,8 млрд человек.
Тот факт, что основные стороны конфликта одновременно являются мусульманами, христианами или иудеями, дополнительно усложняет процесс их определения. Несмотря на то что разная доля всех этих обществ секуляризировалась, значительное число людей по-прежнему идентифицируют себя прежде всего со своей религиозной верой и общиной. То, что мы считаем арабо-израильским или израильско-палестинским конфликтом, в их сознании есть лишь часть более масштабного столкновения религий и цивилизаций. Фундаменталисты — будь то христиане, мусульмане или иудеи — одинаково склонны рассматривать национальную или территориальную борьбу за суверенитет или господство над Святой землей как часть более глубокой и масштабной войны между «богоизбранным» народом (как бы он ни определялся) и истинно верующими с одной стороны и народом, «презираемым» Богом (как бы этот народ ни определялся), неверующими и безбожниками — с другой.
Это религиозное измерение соперничества за землю Палестины/Израиля время от времени выходит на первый план, когда насилие совершается ради защиты святых мест от предполагаемой угрозы, как это произошло в 1928–1929 гг. (см. главу 4). Соперничающие мифологические и религиозные ассоциации со святым городом Иерусалимом также оказались важны в 2000 г., когда из-за них сорвались израильско-палестинские переговоры и произошла вспышка насилия, получившая название «Интифада Аль-Аксы» в честь священной мечети Аль-Акса (см. главу 11). Этот аспект конфликта способен разжечь страсти в любой момент, и бо́льшая часть его участников осознает опасности (и возможности), возникающие при воспламенении глубоких религиозных чувств.
Но даже если не придерживаться такого апокалиптического взгляда на конфликт, с привнесением религиозного измерения в то, что на этих страницах рассматривается в основном как столкновение двух соперничающих национальных движений и общин, связаны и другие важные последствия. Наличие религиозного аспекта отягощает и ожесточает и без того непростой спор, добавляя к нему мотив праведности вместе с уверенностью в окончательной победе над врагом. Выражаясь напрямую, такие потусторонние обертоны только затягивают конфликт и делают его еще более неразрешимым, поскольку еще сильнее дегуманизируют и делегитимизируют противника, обнадеживая тех, кто упорно отказывается даже думать о компромиссе, и обещая награду всем, кто готов совершать акты насилия и мести, исполняя «божественные» предписания. Действительно, как мы видим в последние годы, из горнила национализма и религиозности непрерывно выходят убежденные идеалисты, готовые мстить врагу (а порой и мученически погибнуть) по наущению фанатиков-проповедников и вопреки многим заповедям ненасилия, которые содержатся в общепринятых версиях их религий [33].
Каковы важнейшие предметы разногласия между сторонами конфликта?
Здесь полезно провести различие между материальными и нематериальными предметами разногласия. Говоря о первых, мы имеем в виду конкретные, четко определяемые активы, за обладание которыми сражаются стороны. К нематериальным, напротив, относятся психологические и экзистенциальные вопросы, отраженные в зачастую противоречащих друг другу исторических нарративах каждой из сторон.
Список материальных предметов разногласия между арабами/палестинцами и сионистами/израильтянами будет подробно рассмотрен в историческом контексте во второй части этой книги. Для целей введения давайте разобьем их на три группы: (1) суверенитет над территорией, (2) демография, cкупка земельных участков и миграция и (3) границы.
1. Суверенитет над территорией
Обе стороны претендуют на изначальное право собственности на одну и ту же территорию, на право жить там, осуществляя государственный суверенитет (национальное самоопределение). Фактические границы спорной территории (см. также подраздел « Границы») несколько размыты. В X и VIII вв. до н. э. здесь существовало несколько израэлитских царств, но позже эта территория веками находилась под властью разных империй [34]. Четко определенного политического образования под названием Палестина до начала XX в. просто не было. «До прихода британцев в конце Первой мировой войны Палестины не существовало даже как административной единицы» [35]. За неимением лучшего Организация освобождения Палестины официально определяет Палестину как территорию в границах, установленных британским мандатом с 1922 г. [36] Религиозные сионисты прочерчивают границы Эрец-Исраэль в соответствии с библейскими текстами (см. главу 1), а Сионистская организация в 1919 г.