Поэзия «нежнейших земных наслаждений» [260] придется по вкусу в салоне графини де Богарне [261], но не в более престижных, куда стремится попасть Андрей Шувалов. Сама герцогиня де Лавальер, также как маркиза дю Деффан двумя годами ранее, мягко, но иронично объяснят Ивану Шувалову в письме от 23 августа 1780 г. главный недостаток его племянника:
Госпожа графиня Шувалова пользуется здесь большим уважением, всеми она любима и почитаема, как того заслуживает. Со мною она добра и очаровательна. <…> Милостью ее мужа я располагаю не вполне, хотя он и написал для меня стихи и опубликовал их в «Меркурии». Остроумцы слишком сильно занимают его, чтобы он стал терять время в легкомысленных разговорах. <…> Впрочем, сударь, Ваш родственник не так любезен, как Вы, но Ваша родственница прелестна [262].
В Париже, так же как в Москве и Петербурге, остроумцы и зубоскалы не в чести: вспомним стихотворную комедию Жан-Батиста Грессе «Злоязычный» (1747) и «Горе от ума» Александра Грибоедова. Екатерина ІІ в переписке с Фридрихом Мельхиором Гриммом ехидно высмеивает дружбу Шувалова с Лагарпом (СПб., 30 ноября (11 декабря) 1778 г.):
Я досадую, что сей отец-пустынник так упрямо привязался к господину де Лагарпу, и довольна, что «Бармекиды» провалились, несмотря на его рукоплескания [263]. Это образумит его сиятельство, если только сие возможно [264].
Не исключено, что за литературными связями императрице могла почудиться политическая интрига. Ведь с 1774 по 1789 г., с перерывом на те пять лет, 1777–1781 гг., что Андрей Шувалов провел в Париже, Лагарп посылал через него свою литературную корреспонденцию для Павла Петровича [265]. А великий князь после бракосочетания в 1773 г. с великой княгиней Натальей Алексеевной официально считался совершеннолетним, мог претендовать на престол, и Екатерина ІІ очень внимательно следила за его окружением, отправив в отставку в 1773 г. его наставника, графа Никиту Панина.
Ни парижская знать, ни императрица не одобряют литературные связи графа Шувалова, тем более его роль остроумца. Скандальная связь с танцовщицей Асселин, если об их отношениях было широко известно (а полицейское донесение показывает, что это весьма вероятно), также не делала графу чести. Слухи о его приверженности Англии могли разойтись по Парижу. Вместо титула «мастер приязни» он заслужил прозванье «зубоскал». Увы, таков удел многих русских, которые раболепно копировали то, что казалось им воплощением парижского шика. Жермена де Сталь писала в предисловии к письмам принца де Линя, которые издала в 1809 г., что он, может быть, был единственным иностранцем, который стал не подражателем для французов, а примером [266].
Неудачный с парижской точки зрения, этот визит оказался благоприятным для дальнейшей карьеры Шувалова в России. Вернувшись, он вновь вступил в службу и был обласкан: стал сенатором (1782), предводителем петербургского губернского дворянства (1783) и действительным статским советником (1784), получил ордена Александра Невского (1782) и Святого Андрея Первозванного (1786). В 1783 г. после смерти своего недоброжелателя графа Никиты Панина, Шувалов стал чувствовать себя при дворе увереннее, заручившись покровительством князя Потемкина. Тот, по видимости, сумел вернуть графу расположение императрицы, которая была не слишком довольна, как мы видели, поведением графа в Париже. Возможно, возвращению высочайшей милости поспособствовала и деятельность парижского салона Шувалова.
Фридрих Мельхиор Гримм, Ланской и Бобринский
Фридрих Мельхиор Гримм, сын пастора из Регенсбурга, произведенный в бароны в 1772 г., друг Дидро и недруг Руссо, энциклопедист, автор (до 1773 г.) «Литературной корреспонденции», рассылавшейся европейским монархам и князьям, привилегированный корреспондент Екатерины ІІ и в 1779–1792 гг. ее порученец в Париже, составляет конкуренцию русским дипломатам. Завсегдатай салонов, он ведет знакомства с министрами, политиками, европейскими монархами, философами и писателями, музыкантами и художниками, играет роль культурного и политического посредника между русским и версальским двором, между Петербургом, Парижем и Римом [267].
Кроме покупок произведений искусства, книг и разных мелочей во Франции и в Италии, императрица поручает ему деликатные миссии: внести цензурные сокращения в ее переписку с Вольтером, издаваемую Бомарше [268], улаживать дела Якова Ланского и Алексея Бобринского. Он старательно занимается организацией визита в Париж графа и графини Северных, вводит их в салон маркизы де Лаферте-Эмбо (в ее шутливом ордене Лантюрлю он числился деканом, а состояли в нем также князь Иван Барятинский и граф Александр Строганов). После того как в 1775 г. его сделали посланником саксен-готского двора, парижская полиция пристально следит за ним, как если бы он был послом великой державы. Гримм был в хороших отношениях с Дмитрием Голицыным, вежливых с Иваном Барятинским, свысока относился к Николаю Хотинскому и конкурировал с Иваном Симолиным. Инспектор полиции доносит в конце сентября 1785 г. спустя полгода после приезда русского посланника: «Саксен-готский министр [Гримм] весьма занят по случаю получения депеш, прямо посланных ему императрицей российской около пяти недель тому назад. Замечено, что многие курьеры, прибывавшие сюда ранее, имели депеши для сего министра, а г-н Симолин с тех пор, как он послан к нашему двору, такого не имел» [269].
Во время Революции, в 1792 г. Гримм покинул Париж, затем стал русским посланником в Гамбурге (1796–1798). В «Историческом свидетельстве о причинах и последствиях моей преданности императрице Екатерины ІІ до кончины ея» (1797) Гримм уверял Павла І, что никогда в Париже до роли шпиона не опускался, хотя Версальский двор его в этом подозревал. Однако когда государыня желала намекнуть нечто обиняком французскому правительству, она действовала через него [270]. А парижская полиция в особо деликатных случаях обращалась к его посредничеству.
В 1781 г. Яков Дмитриевич Ланской, 17–18 лет от роду, младший брат фаворита императрицы Александра Ланского, объявился в Париже. Вместо того чтобы учиться в Дрездене, юноша влюбился, отправился во Францию с девушкой и своим наставником Фонтеном, нравов сомнительных, и залез в долги. Дабы избежать скандала, Екатерина ІІ отправила в Париж Василия Ланского, кузена фаворита, и призвала на помощь Гримма [271]. Гримм выдал Василию Ланскому три тысячи червонцев на расходы и обратился к министру иностранных дел графу де Вержену. Полиция обнаружила юношу, который, видимо, приехал под чужим именем [272]. Гримм добился именного повеления об аресте Фонтена, а Василий Ланской разлучил возлюбленных и повез Якова путешествовать по Италии. Там в качестве наставника к ним присоединился Фредерик-Сезар Лагарп, и они вместе приехали в Россию.
Гримм вознаградил инспектора полиции, вероятно Филиппа-Александра Лешенетье де Лонпре, шкатулкой с 50 луидорами, а в июне 1782 г. добавил еще 50. В переписке Гримм и Екатерина ІІ называют девицу Ленхен, по имени героини немецкой народной сказки. Из письма генерал-полицмейстера Ленуара к графу де Вержену от 6 февраля 1782 г. следует, что ее фамилия Хендли (Handley) и проживает она в Париже на улице Шоссе Антена, то есть под присмотром не только полиции, но и Гримма, который с 1762 г. жил на этой улице вместе с г-жой д’Эпине в доме № 5 [273].
Дело было улажено согласно желанию императрицы, и год спустя