Потому что Фостер всегда поступала разумно.
Даже если это было ужасно.
Даже если это причиняло боль.
Или вызывало у нее кошмары.
Она была смелой, умной и преданной своему делу.
И он хотел быть таким же.
Поэтому он порылся в рюкзаке и выудил кристалл, который почти не брал с собой, но бросил на всякий случай, если ему понадобится вернуться в Затерянные города.
Он отказывался называть это домашним кристаллом.
Он определенно не вел домой.
— Пожалуйста, не будь там, — пробормотал он, не уверенный, кого он имел в виду — своего отца или Ро.
На самом деле, он мог справиться с разъяренной принцессой огров.
Все, что ему нужно было бы сделать, это рассказать ей о своем маленьком признании Фостер, и она была бы так занята поцелуями, что забыла бы, что хотела поколотить его за то, что он сбежал.
Но дорогой папочка — это совсем другая история.
Киф не был уверен, что сможет смотреть на него теперь, когда увидел, как его маленький художник уединяется.
— Не важно. Его там не будет, — сказал он себе, поднимая кристалл к темнеющему закатному небу. — Он будет в квартире в Атлантиде, куда никогда меня не приглашал, или в каком-нибудь другом тайном доме, который у него есть, потому что ему нужно было найти пятьдесят разных способов сбежать от своей семьи.
И когда он вновь появился на Берегах Утешения, там было так темно и тихо, как он и надеялся.
Единственными звуками были плеск волн и прерывистое дыхание Кифа.
Тем не менее, он решил пробраться внутрь на цыпочках и направился прямиком в личный кабинет отца, надеясь, что карта для следопыта находится где-то в огромном письменном столе.
Если нет, то он не был уверен, где еще ее искать.
Может быть, в прикроватной тумбочке в спальне отца?
Или она могла быть…
Киф вскрикнул и схватился за грудь, когда зажегся свет.
Его отец рассмеялся, стоя в дверях.
— У меня было предчувствие, что ты вернешься.
Глава 12
— Не нужно командовать, — сказал лорд Кассиус, протягивая руки. — Я не собираюсь мешать тебе делать то, что ты делаешь. На самом деле, я здесь, чтобы помочь.
— Помочь? — фыркнул Киф, удивленный тем, как спокойно звучит его голос.
Ему даже не нужно было думать о камешке в ботинке, чтобы держать себя в руках.
С другой стороны, в данный момент его не так уж сильно волновали эмоции.
На самом деле он мог чувствовать только одну — и это была не та эмоция, которую он обычно испытывал к своему отцу.
— Мне не нужны твоя помощь или забота, — сказал ему Киф. — Я прекрасно справляюсь сам.
— Тот факт, что ты здесь, говорит об обратном, — заметил лорд Кассиус. — Хотя, похоже, ты приобрел некоторый контроль над своими новыми способностями, если можешь говорить так свободно.
Киф определенно уловил множественное число, но знал, что отец его дразнит.
Дорогой папочка, возможно, и понял, что у него проявились несколько способностей, но он никак не мог знать, на что парень стал способен.
Никто не знал.
Даже Киф.
Он вернулся к поискам в отцовском столе, стараясь как можно сильнее захлопывать каждый ящик.
— Это ищешь? — спросил отец, показывая слегка помятый листок бумаги.
Издалека было трудно разобрать, но это выглядело как рисунок круга с множеством крошечных линий и текста.
— Это карта к моему синему следопыту, — объяснил его отец. — Сегодня утром я встретился с советником Бронте и убедил его предоставить мне копию, что, уверяю тебя, было нелегко. У меня возникло предчувствие, что тебе она может понадобиться. Очевидно, я оказался прав.
У Кифа чуть челюсть не отвисла, но он стиснул зубы и отвел взгляд.
— Слово, которое ты ищешь, — сказал ему отец, — это «спасибо».
— Поверь мне, это не оно, — огрызнулся Киф. — Тем более, что ты еще не сказал, чего хочешь за нее.
— Чего хочу я?
Киф провел рукой по лицу.
— Послушай, это был действительно долгий день. Так что давай пропустим ту часть, где ты притворяешься, что ты на моей стороне и…
— Я на твоей стороне, Киф. Во многих отношениях. Ты думаешь, я не хочу остановить то безумие, которое затевает твоя мать?
— Нет, думаю, ты хочешь приписать себе заслугу в том, что остановил ее, и при этом не должен выполнять какую-либо работу, рисковать или приносить какие-либо жертвы.
— Это было бы здорово, — согласился его отец.
В его тоне был намек на юмор, а в глазах — огонек.
— Не надо, — предупредил Киф, сжимая руки в кулаки. — Ты не можешь стоять здесь и притворяться очаровательным и…
— Я очаровательный, — настаивал его отец. — Как думаешь, откуда у тебя это?
Киф стукнул кулаком по столу.
— Я СКАЗАЛ, ХВАТИТ!
Его отец вздохнул.
Киф провел пальцем по крышке стола, пытаясь решить, хватит ли у него сил схватить карту следопыта и прыгнуть.
— У меня есть другие вещи, которые тебе понадобятся, — сказал ему отец, будто точно знал, о чем думает Киф. — Полагаю, ты уже истратил большую часть денег, которые я храню в хижине, — не пытайся это отрицать. Знаю, что ты был там. Я могу узнать свою одежду. Кроме того, клянусь, следопыт реагирует на эту грань гораздо быстрее, чем другие, учитывая, сколько раз я им пользовался, хотя я давно им не пользовался. С тех пор, как узнал правду о твоей матери.
— Это должно заставить меня пожалеть тебя? — спросил Киф.
— Конечно, нет. Это еще одна наша общая черта, сынок. Никто из нас не ищет жалости. — Когда Киф не ответил, он прочистил горло. — Полагаю, у тебя есть какие-то вопросы…
— Не совсем. Я имею в виду, мне, наверное, любопытно, как ты мог потратить десятилетия, рисуя одно и то же скучное озеро снова и снова, и все равно не преуспеть в этом.
Челюсть отца напряглась, и по комнате прокатились волны негодования.
Киф ухмыльнулся.
Значит, дорогой папочка был неравнодушен к своим маленьким картинкам с озерами.
Приятно слышать.
— Я рисовал не озеро, — сообщил ему отец, когда его возмущение сменилось надменностью. — Я рисовал свет. Пытаясь передать его постоянно меняющуюся сущность.
Киф закатил глаза так драматично, как только мог.
— Так вот почему ты всегда уничтожаешь мои наброски? Они недостаточно претенциозны? Думаю, если бы я размазал несколько капель краски по бумаге, это не было бы таким уж большим разочарованием. Верно, Касс?
Отец отвернулся, складывая и перекладывая карту следопыта, и эмоции в комнате смешались в такой беспорядок, что Киф не мог даже начать переводить.
Он оперся о камешек в ботинке,