Слишком яркий солнечный свет размывал все вокруг, но, прищурившись, он смог разглядеть пустынный участок и несколько треугольных строений. Киф был почти уверен, что это те самые пирамиды, о которых он слышал из истории эльфов — те, которые эльфы помогали людям строить в те времена, когда эльфы и люди пытались стать лучшими друзьями.
Здания теперь выглядели старыми и обветшалыми, но это, казалось, не беспокоило огромную толпу, собравшуюся в изнуряющую жару, в основном для того, чтобы запечатлеть себя, притворяющимися, что они балансируют пирамидами на своих головах, по какой-то странной причине.
Они также разговаривали.
И смеялись.
И чувствовали.
Так много. Чувств.
Слишком много.
Это было уже слишком.
Напряжение в мозгу Кифа все нарастало, нарастало и нарастало, но это было далеко не так страшно, как слово, которое складывалось у него в горле.
Тяжелый ком, который он не мог проглотить, но отказывался выплевывать.
Он не знал, что это за слово, но знал, что, если он его произнесет, его страдания исчезнут.
Все будет совершенно спокойно, блаженно тихо и…
По-настоящему жутко.
Киф сжал челюсти и потряс головой, пытаясь прогнать это слово.
Когда не сработало, он прокрутил в памяти тот день, когда отдал свой первый приказ.
То, как все застыли с открытыми ртами, с тупыми, немигающими глазами.
Пустые оболочки людей, о которых он заботился.
Он с трудом нашел способ вытащить их из этого состояния… и понятия не имел, сможет ли снова навести порядок в подобной ситуации.
Особенно с людьми, у которых не было никакой ментальной защиты.
Он попытался представить и это.
Все невинные люди вокруг него застыли, как кучка потных статуй.
Взрослые.
Дети.
Даже несколько крошечных младенцев.
Ком в горле исчез, когда он увидел это, но тут же возник снова, когда группа людей в футболках с надписью «ИСТЛЕЙКСКАЯ СРЕДНЯЯ ШКОЛА! ВПЕРЕД, БОЕВЫЕ ЛАМЫ!» обрушилась на него ураганом тошнотворной тоски.
Пора двигаться.
Где-то поблизости должен был быть не такой хаос.
Где-то он мог подумать.
Дышать.
Взять себя в руки.
Но когда он попытался протиснуться сквозь толпу, их раздражение обрушилось на него, как метательные звездочки гоблинов, и невысказанный приказ сорвался с его языка и прижался к губам.
Киф стиснул зубы и развернулся, ища место, куда он мог бы легко прыгнуть, оставаясь незамеченным.
Все, что он нашел, — это люди, люди и еще раз люди, а также несколько сварливых верблюдов и самодовольных кошек, помахивающих хвостами.
Все в порядке.
Со мной все будет в порядке.
Он повторял эти слова про себя, надеясь, что так они сбудутся.
Но толпа сомкнулась еще плотнее, вынуждая его начать толкаться, чтобы хоть как-то продвинуться вперед, и их гнев был подобен горгодону, вгрызающемуся в его череп.
В ушах у него звенело, а колени подкашивались, но как раз в тот момент, когда все закружилось, он, наконец, нашел выход.
Уродливое сооружение — оно называлось автобусом? Он не мог вспомнить — извергало дым и химикаты. Но оно было достаточно большим, чтобы за ним можно было спрятаться.
Он нырнул за одно из задних колес и достал свой следопыт, жалея, что не знает, куда приведет его любая из граней голубого кристалла.
Он украл следопыт у отца, и, к его досаде, к нему не прилагалось никаких инструкций.
Пожалуйста, пусть будет тихое место, взмолился он, наугад закрепляя кристалл на месте и подставляя его солнцу. Какое-то менее людное место.
Он повторял мольбы, пока свет уносил его прочь.
Затем не было ничего, кроме нахлынувшего тепла и покалывающей свободы — пока он не восстановился.
Сначала его поразили звуки.
Крики, улюлюканье, одобрительные возгласы и свист.
За которыми последовали ОШЕЛОМЛЯЮЩИЙ ВОСТОРГ и НЕИСТОВАЯ ЯРОСТЬ.
Он стоял перед огромной ареной, заполненной людьми, большинство из которых были одеты в ярко-красное, но некоторые — в темно-синее. Обе группы переживали ВСЕ ЭТО, крича друг на друга по поводу очков, судей и пенальти. Затем раздался свисток, и началось столпотворение.
Слово, пузырившееся на языке Кифа, превратилось в кипящую лаву.
Он больше не мог сдерживать извержение, но, собрав последние силы, развернул следопыт и устремился к свету, не заботясь о том, увидит ли его кто-нибудь.
Возможно, они не поверили своим глазам.
Или, может быть, появятся истории о несчастном мальчике с растрепанными волосами, который «волшебным образом» исчез.
Это не имело значения.
Все было бы лучше, чем то, что случилось бы, останься он здесь подольше.
Ему просто хотелось знать, куда он направляется.
Другая толпа, вероятно, разобьет его вдребезги.
Даже прыжки казались слишком изнурительными.
Свет продолжал действовать ему на нервы, и он чувствовал, как его концентрация ускользает, ускользает, ускользает.
Было бы намного проще просто… отпустить.
Остаться в ярком, мерцающем тепле, и ему никогда не придется беспокоиться о том, кому он может причинить боль, или что может случиться, если…
НЕТ!
Киф взял себя в руки и держался так крепко, как только мог.
Он должен был продолжать бороться.
Как бы ни устал.
Если Фостер смогла продолжать бороться после всего, что ей пришлось пережить, то и он сможет… и как только он вспомнил это имя, то нашел совершенно другую причину для борьбы.
Карие глаза с золотистыми крапинками и маленькой морщинкой между ними.
Всякий раз, когда она смотрела на него, у нее появлялась эта милая морщинка беспокойства.
Потому что ей было не все равно.
Может быть, не так, как ему хотелось бы.
Но гораздо больше, чем он заслуживал.
Ради нее он был обязан бороться изо всех сил и так долго, как только мог.
И, честно говоря?
Он был обязан и перед самим собой тоже.
Поэтому он сосредоточился и приготовился к новой эмоциональной волне, пока его тело восстанавливалось.
Глава 2
Прохладный, бодрящий воздух коснулся кожи Кифа.
Ветки заскрипели и затрещали.
Неподалеку журчала река.
И…
Вот и все.
Киф рухнул на землю и закрыл лицо руками.
Возможно, он тоже немного прослезился… особенно когда выглянул из своего кокона жалости и обнаружил, что находится посреди леса, окруженного красными, оранжевыми и желтыми деревьями.
Ни людей.
Ни эльфов.
Ни несносного телохранителя-огра.
Наконец-то он остался один.
Это было такое невероятное облегчение.
И в то же время очень угнетающее.
Неужели это был единственный способ, которым он мог сейчас справляться?
Было ли это частью ужасного плана его матери с самого начала?
Отрезать его от всех, кто был ему дорог, и ждать, когда он сломается?
— Забудь об этом.
Киф произнес эти слова вслух, радуясь, что к нему вернулся голос.