— Важные люди? — переспросил он с лёгкой насмешкой. — Абебе не сказал, кто они? Или чего хотят? Он мой главный связной, Ханс, а не мальчишка, передающий базарные сплетни.
Дитрих покачал головой, его пальцы ещё сильнее сжали лист.
— Нет, господин майор. Он упомянул, что это люди с влиянием, но не назвал имён. Сказал, что его знакомый передал предложение, и он не стал расспрашивать, чтобы не спугнуть их. Времена неспокойные, люди осторожничают.
Вёлькнер молчал, его мысли работали с молниеносной скоростью. Абиссиния кишела игроками: итальянцы, чьи танки и самолёты нависали над страной, британцы, чьи шпионы рыскали по базарам, местные вожди, готовые продать лояльность за оружие или золото, и даже СССР с его агентами. Это могла быть ловушка, попытка выманить его или одного из его людей, особенно после взрыва на базаре, всколыхнувшего город. Но это мог быть и шанс. Если местные лидеры искали союза, это могло дать Абверу новый рычаг против итальянцев или других сил, борющихся за контроль над Абиссинией. Вёлькнер чувствовал, как напряжение в груди нарастает, словно туго натянутая струна. Он ненавидел неопределённость, но в Абиссинии она была частью шпионской игры.
— Приведи Абебе, — сказал он. — Немедленно.
Дитрих кивнул и быстро вышел. Через несколько минут дверь снова скрипнула, и вошёл Абебе. Его худощавое лицо было бесстрастным, но глаза блестели, как у хищника, выслеживающего добычу. Он остановился у стола, слегка склонив голову в знак уважения, но в его позе чувствовалась уверенность, почти дерзость. Вёлькнер смотрел на него, не отводя глаз, ища малейший намёк на ложь или неуверенность. Абебе был его лучшим агентом в Аддис-Абебе, человеком, знавшим город как свои пять пальцев и умевшим растворяться в толпе, словно тень. Но даже лучшие агенты могли стать слабым звеном, и Вёлькнер знал это по опыту.
— Кто эти «важные люди», Абебе? — спросил он. — И почему ты не знаешь деталей? Ты мой связной, а не мальчишка с базара. Если это ловушка, ты знаешь, что с тобой будет.
Абебе слегка улыбнулся.
— Господин майор, — произнёс он, — я получил сообщение от человека, которому доверяю. Это старый знакомый, торговец специями из старого квартала. Он сказал, что есть люди с влиянием, которые хотят говорить с вами или вашим человеком. Они не назвали имён, но упомянули, что это важно. Я не стал задавать лишних вопросов, чтобы не спугнуть их. После взрыва на базаре все осторожничают, и любопытство может всё испортить.
Вёлькнер прищурился, его пальцы медленно постучали по столу. Ответ Абебе был уклончивым, но в Абиссинии это было неудивительно. Здесь никто не говорил открыто, особенно в делах, касавшихся политики или власти. Его интуиция кричала об опасности, но он не мог упустить возможность. Если это был шанс на союз, он мог получить союзников, способных ослабить врагов Абвера. Но если это была ловушка, он рисковал потерять Дитриха — и, возможно, больше. Вёлькнер не собирался рисковать собой: он был слишком важен для операции, чтобы ставить себя под удар. Дитрих, молодой и дисциплинированный, был подходящей фигурой для этой задачи.
— Хорошо, — сказал Вёлькнер, его голос стал тише, но в нём чувствовалась угроза. — Ханс поедет. Но ты, Абебе, будешь за это отвечать. Я не прощаю ошибок.
Абебе кивнул, его лицо осталось непроницаемым, но в глазах мелькнула тень — то ли страха, то ли расчёта.
— Я понимаю, господин майор, — сказал он. — Встреча будет через два часа у старого склада на окраине города. Я всё организую.
Вёлькнер повернулся к Дитриху, всё это время стоявшему у двери и молчаливо наблюдавшему. Молодой лейтенант выглядел напряжённым, его пальцы нервно теребили ремень кобуры, спрятанной под плащом. Вёлькнер заметил эту нервозность, но не подал виду. Дитрих был надёжен, но Абиссиния была для него чужой землёй, полной скрытых угроз, и Вёлькнер знал, что даже лучший офицер мог дрогнуть в таких условиях.
— Ханс, ты едешь на встречу, — сказал Вёлькнер твёрдым голосом, не терпящим возражений. — Узнай, кто они и чего хотят. Будь осторожен. Если почувствуешь неладное, уходи немедленно. Возьми оружие и не рискуй без необходимости. Держи меня в курсе.
Дитрих кивнул, хотя в его глазах мелькнула тревога. Он был опытным офицером, но такие встречи, особенно в Абиссинии, где каждый второй мог оказаться шпионом или предателем, заставляли его чувствовать себя уязвимым.
— Да, господин майор, — ответил он, поправляя очки, чтобы скрыть лёгкую дрожь в руках. — Я подготовлюсь.
— И ещё, — добавил Вёлькнер. — Не доверяй никому. Даже Абебе. Если что-то пойдёт не так, ты знаешь, что делать.
Дитрих кивнул, его лицо напряглось, но он был готов выполнить приказ. Он вышел вместе с Абебе, оставив Вёлькнера одного. Майор вернулся к карте, его пальцы сжали ручку на столе. Он чувствовал, как игра становится всё сложнее, но это только разжигало его азарт. Он начал мысленно прокручивать возможные сценарии: кто могли быть эти «важные люди»? Местные вожди, недовольные итальянцами или Императором? Или, возможно, это была уловка британцев, чтобы выманить его людей? Вёлькнер знал, что должен быть готов ко всему — к предательству, обману или неожиданным союзникам.
Через два часа Дитрих стоял у старого склада на окраине Аддис-Абебы. Улица была пустынной, лишь пара тощих собак бродила между грудами мусора, а ветер поднимал облачка пыли, кружившие в лучах полуденного солнца. Дитрих чувствовал себя не в своей тарелке. Абиссиния была чужой, дикой землёй, где правила игры менялись с каждым шагом. Он привык к чётким приказам и строгой дисциплине Абвера, но здесь всё было иным: взгляды торговцев на базаре, шёпот в тавернах, тени в переулках — всё казалось частью невидимой угрозы. Его пальцы теребили ремень кобуры под лёгким плащом, и он старался дышать ровно, чтобы успокоить бешено колотящееся сердце.
Из-за угла появился долговязый абиссинец в потрёпанной тунике. Его лицо было худым, с резкими чертами, а глаза — цепкими, как у ястреба. Он двигался легко, почти бесшумно. Дитрих напрягся, его рука невольно скользнула ближе к кобуре. Он знал, что в Абиссинии даже самый невзрачный человек мог оказаться шпионом или убийцей.
— Ты Дитрих? — спросил абиссинец низким голосом с лёгким акцентом. Он говорил на амхарском, но Дитрих, изучивший язык за месяцы работы в Аддис-Абебе, понял его без труда.
— Да, — ответил Дитрих, стараясь сохранять спокойствие, хотя его сердце