— Справились, господин? — спросил он скорее для проформы.
— Да, — ответил я, стряхивая с джинсов прилипший сухой лист. — Дай мне адрес сестры. Поеду к ней.
Он молча кивнул, достал из кармана фрака свой архаичный телефон и продиктовал адрес. Коттеджный поселок «Царское Село-2». Престижный пригород к западу от Москвы.
Устав постоянно заказывать такси, я решил воспользоваться одним из автомобилей отца, стоявших в гараже. Меня улыбнуло от того, что он тоже рассекал на «Импероре», но на более свежей модели.
Пробки рассосались, и это позволяло мне доехать быстро. Мелькающие огни центра уступили место темноте загородных шоссе. За окном проносились силуэты дорогих имений, скрытых за высокими заборами. В голове звучал грубый мужской голос, оборвавший мой разговор с Настасьей. Тревога, до этого дремавшая, проснулась и неприятным холодком растеклась по венам.
Я остановил машину у глухого кирпичного забора, за которым угадывались очертания двухэтажного особняка. Над коваными воротами висела камера видеонаблюдения, и ее красный огонек равнодушно взирал на меня.
Заглушив мотор, я вышел. Воздух здесь был чище, пах соснами и влажной землей. Подойдя к воротам, я нажал кнопку на панели видеодомофона. После короткой паузы раздался треск, и женский голос, искаженный динамиком, спросил:
— Кто там?
Голос был незнакомым. Прислуга.
— Курьерская доставка для госпожи Громовой, — соврал я, не моргнув глазом.
Пауза затянулась. Я слышал приглушенные голоса, короткий спор. Наконец замок щелкнул, и тяжелая створка ворот приоткрылась ровно настолько, чтобы я мог протиснуться внутрь. Тот факт, что меня не спросили, почему в руках нет посылки — немного удивил.
Территория была ухоженной, аккуратно подстриженный газон, разномастные сорта туи, от шариковых до высоких конусообразных. Дорожка, вымощенная плиткой, вела к дому.
Сам особняк был построен в новомодном купеческом стиле — красный кирпич, фигурные башенки на крыше, нелепые горгульи у водостоков. Он казался дорогим, но безвкусным. В металлопластиковых окнах горел свет.
Я поднялся по трем гранитным ступеням и остановился перед дверью. Из-за двери не доносилось ни звука. Ни музыки, ни голосов.
Мой палец замер в сантиметре от кнопки звонка. Глубоко вздохнув, я нажал на кнопку.
Через секунду дверь распахнулась, и на меня налетело нечто, едва не сбив с ног.
— Подонок! — гаркнул мужской голос.
— Виктор! Саша! — донесся голос Настасьи.
Глава 20
Реакция сработала быстрее мысли. Это было не мое решение, а рефлекс, вбитый в подкорку этого тела долгими изнурительными тренировками с Рихтеровичем.
В тот момент, когда масса разъяренного мужчины обрушилась на меня, я не стал ставить жесткий блок — это было бы равносильно попытке остановить товарный поезд голыми руками. Вместо этого я сделал шаг в сторону, разрывая линию атаки, и одновременно перехватил его за рукав пиджака и плечо.
Инерция — великая сила, если знать, как ее использовать. Он летел на меня с намерением снести, а я лишь немного помог ему в этом стремлении, добавив к его вектору движения собственное вращение.
Мужчина пролетел мимо меня, не встретив сопротивления, которого ожидал. Его ноги оторвались от гранитных ступеней, и он кубарем слетел с крыльца на вымощенную плиткой дорожку, только чудом не расшибив голову.
— Виктор! — взвизгнула Настасья, зажимая рот ладонями.
Я ожидал, что падение охладит его пыл, но ошибся. Александр оказался крепче, чем выглядел, и можно было ожидать от человека его габаритов. Он не распластался на плитке мешком с картошкой. Сгруппировавшись, он устоял на ногах, сплясав неуклюжую чечетку и остановился.
В свете фонарей, освещавших двор, его лицо казалось маской безумной ярости. Глаза налились кровью, ноздри раздувались, втягивая воздух с шумным свистом. Это был не человек, а взбешенный бык, увидевший красную тряпку вместо моего лица.
— Ты! — прорычал он, и в этом звуке было столько ненависти, что меня даже удивило. Мы ведь даже не знакомы. Я вообще пришел к своей сестре — Подонок!
Он снова бросился в атаку. На этот раз без разбега, но с тем же неудержимым напором. Я понял, что на узком крыльце мне не устоять — места для маневра не было, а принимать бой в замкнутом пространстве против противника, который превосходит тебя в весе килограммов на двадцать, было бы тактической ошибкой.
Я соскочил с крыльца на газон, увлекая его за собой, подальше от стен и перил. Началось то, что Рихтерович называл «танцем со смертью», а я бы назвал «борьбой за выживание».
Александр был крупным. Очень крупным. Широкие плечи, мощная грудная клетка, тяжелые кулаки, способные одним ударом отправить в нокаут. Но, к счастью, он не был профессиональным бойцом. В его движениях было много силы, но мало техники. Он полагался на ярость и массу, размахивая руками как ветряная мельница в ураган. И я ни малейшего понимания не имел, каким образом он оказался в аристократах с таким характером и поведением. Взял бы, что ли, пару уроков у профессионалов.
Но это все лирика. Основной вопрос состоял в другом: какого лешего он вообще на меня взъелся⁈
Свист рассекаемого воздуха у самого уха заставил меня пригнуться. Его кулак прошел в миллиметре от моего виска и, если бы он попал, то я бы сейчас изучал строение газона в горизонтальном положении.
— Выслушай! — крикнул я, отскакивая назад и разрывая дистанцию.
— Я тебя урою, тварь! — проревел он в ответ, не сбавляя темпа.
— Саша, не трожь его! — кричала Настасья с крыльца, но ее голос тонул в шуме нашего поединка и тяжелом дыхании ее мужа. Он ее не слышал или не хотел слышать.
Он снова пошел в атаку, нанося серию тяжелых размашистых ударов. В моем мире это называли «колхозочкой». Хук справа, хук слева. Я уходил в нырки, делал уклоны, работал корпусом. Ноги пружинили на мягкой земле, легкие работали как мехи, нагнетая кислород. Пот заливал глаза. Это было тяжело. Чертовски тяжело.
Фехтование научило меня