Его взгляд скользнул по моему лицу, задержался на серых с голубым отливом глазах, потом снова метнулся к Настасье. Он сравнивал наши лица словно в детской игре «найди десять отличий», только наоборот. И судя по тому, как расширились его глаза, совпадений было достаточно.
— Погодите-ка… — сказал он, словно забыл про свою ногу. Голос его прозвучал растерянно и хрипло. Он попытался сесть, и на этот раз у него получилось. — Он что, действительно твой брат?
Настасья всхлипнула и кивнула, вытирая тушь, размазавшуюся под глазами.
— Да, дубина ты стоеросовая! Я же кричала тебе! Это Виктор, мой брат!
Александр замер с открытым ртом. Весь его боевой запал испарился, сменившись нелепой растерянностью. Он переводил взгляд с жены на меня, пытаясь уложить в голове тот факт, что только что пытался размазать по газону собственного шурина, которого, видимо, принял за любовника.
Ситуация была настолько абсурдной, что мне захотелось рассмеяться, но я сдержался. Вместо этого я оттолкнулся от дерева и медленно подошел к нему.
Я все еще шумно дышал, но уже мог контролировать себя. Остановившись над ним, я посмотрел на поверженного родственника.
— Рад, что до тебя дошло, — сказал я, протягивая ему руку. Ладонь была грязной от земли, но это сейчас имело наименьшее значение. — Виктор Громов. Средний брат Настасьи, в прошлом Громовой. Будем знакомы.
Александр смотрел на мою протянутую руку как на диковинный артефакт. Потом медленно, с опаской, словно ожидая нового подвоха, протянул свою. Его хватка была все еще сильной, но уже без агрессии.
Я рывком помог ему подняться. Он покачнулся, перенеся вес на здоровую ногу, и поморщился, но устоял.
— Александр Романовский, — буркнул он, отряхивая пиджак, превратившийся в жалкую тряпку. — Супруг твоей сестры.
— Я догадался, — кивнул, одарив его ироничной улыбкой. — Судя по ревности и полному отсутствию инстинкта самосохранения.
Он поднял на меня глаза, и в них я увидел тень смущения.
— Я думал… Ну, ты понимал, что я думал. Приперся какой-то хмырь, жена с ним по телефону шепчется, потом он в дверь звонит…
— И ты решил не тратить время на разговоры, — закончил я за него. — Похвальная решительность, но техника страдает. Тебе бы над защитой поработать, Александр. Открываешься сильно.
Он хмыкнул, потирая ушибленное колено.
— Ты где так драться научился, коронер? — спросил он уже без злобы, скорее с уважением мужчины, который получил по зубам и признал силу противника. И, что удивительно, он явно знал о моей профессии больше чем о внешнем виде. — Я думал, вы, докторишки, только скальпелем махать умеете.
— Жизнь научила, — уклончиво ответил я. — В Феодосии, знаешь ли, неспокойно.
Настасья, все это время молчавшая, вдруг бросилась мне на шею.
— Витя! — она прижалась ко мне, и я почувствовал, как дрожат ее плечи. — О, мировая энергия, это ты! Сколько лет прошло… — она посмотрела на укоризненно посмотрела на мужа. — Я уж подумала он тебя зашибет…
Я неловко похлопал ее по спине, ощущая забытое тепло родственной связи.
— Ну, как видишь, я тоже не пальцем делан, — усмехнулся я, глядя поверх ее головы на Александра, который виновато переминался с ноги на ногу. — Хотя твой муж очень старался меня в этом разубедить.
— Прости, — буркнул Александр. — Был взбудоражен.
— Забыли, — я отстранил сестру и посмотрел на них обоих. — Может, пойдем в дом? А то, боюсь, соседи скоро вызовут полицию, решив, что здесь кого-то убивают. И, честно говоря, я бы не отказался от стакана воды.
Мы вошли в дом. Холл встретил нас теплым светом и запахом домашнего уюта. Здесь пахло выпечкой, духами и немного дорогим табаком.
Интерьер был под стать фасаду: дорого, основательно, но без кричащей роскоши. Добротный дубовый паркет, стены, оклеенные шелковыми обоями спокойных тонов, картины современных художников в строгих рамах. Видно, что здесь живут люди с титулом, но не те, что кичатся своим гербом на каждом носовом платке.
К нам тут же подскочила молодая девушка в аккуратном переднике.
— Позвольте, сударь, — она ловко приняла мой плащ. На ее лице не дрогнул ни один мускул при виде моего слегка потрепанного вида. Вышколенная.
— Спасибо, — кивнул я.
Александр, все еще прихрамывая на правую ногу, жестом пригласил следовать за ним. Мы прошли через просторную гостиную и оказались в кухне-столовой. Это было явно сердце дома — большое светлое помещение с огромным овальным столом посередине и кухонным гарнитуром из светлого дерева вдоль стен.
Здесь уже хлопотала вторая горничная, постарше. Едва мы вошли, она тут же загремела фарфором, доставая чашки, и поставила чайник.
Александр со вздохом, полным облегчения и остаточной боли, опустился на стул во главе стола. Он вытянул пострадавшую ногу, поморщился и посмотрел на меня.
— Садись, Виктор. В ногах правды нет, особенно когда по ним бьют, — усмехнулся он, пытаясь свести все к шутке, и я усмехнулся. Позабавило.
Я сел напротив, а Настасья устроилась рядом со мной, словно пытаясь создать незримый щит между мной и своим мужем, хотя агрессия уже давно улетучилась. Горничная бесшумно поставила перед нами дымящиеся чашки и вазочку с печеньем, после чего растворилась в дверном проеме, оставив нас одних.
— Ну, рассказывай, — начал Александр, дуя на горячий чай. — Какими судьбами в первопрестольной? Не просто же так решил родственников навестить спустя столько лет.
— Не просто, — ответил я, делая глоток. Чай был хорошим, терпким, с бергамотом. — Отец приболел. Пришло письмо, просил приехать. Вот, заехал проведать.
Краем глаза я заметил, как изменилось лицо сестры. При упоминании отца ее губы скривились, словно она раскусила лимон вместе с кожурой, а в глазах мелькнуло что-то жесткое и злое.
— И как он? — спросила она сухо, глядя в свою чашку.
— Был плох, — честно ответил я. — Сейчас стабилен. Врачи