— Сосредоточься, — прошептала она сама себе, повторяя слова Громова — Почувствуй.
Она закрыла глаза. Темнота. Тишина. Только гудение ламп под потолком. Ничего не происходило. Она уже хотела убрать руку, разочарованная, как вдруг…
Мир рассыпался на серые тона, потеряв четкость. В контуре лежавшего на столе тела она заметила беленькое пятнышко чуть ниже грудной клетки. Психея.
Алиса проследила за линиями, расходящимися во все стороны, словно нити нервной системы, и увидела огромный узел в районе шеи, где был перелом. Дрожащей рукой она потянулась к этому месту, коснувшись кончиком пальца.
И мир взорвался.
Ее швырнуло в чужое воспоминание с такой силой, что перехватило дыхание.
Это не было похоже на кино. Это было хаотичное нагромождение ощущений, звуков и смазанных картинок.
Скрип деревянной ступени под ногой. Запах пыли. Полумрак коридора второго этажа.
Она чувствовала его спокойствие. Он просто шел вниз. Никакого головокружения, никакой боли в сердце. Он был абсолютно здоров и трезв.
Шаг.
И вдруг — резкое, холодное дуновение в спину, словно направленный поток воздуха, плотный, как удар боксерской перчатки.
Толчок.
Ощущение потери равновесия. Мир опрокидывается. Паника. Животный ужас от того, что сзади никого не было, но что-то его толкнуло.
Удар плечом о перила. Боль. Круговерть ступеней. Удар головой. Хруст.
Алиса с криком отдернула руку, словно коснулась раскаленной сковороды. Ее отбросило назад, она ударилась спиной о шкаф с инструментами. Инструменты звякнули.
Она сползла на пол, жадно хватая ртом воздух. Перед глазами все плыло. Ее трясло. Чужой страх, боль, этот ужасный хруст ломающихся позвонков — все это было в ней, отдавалось эхом в каждой клетке.
— Алиса! — Лидия тут же оказалась рядом, опустилась на колени, схватила ее за плечи. — Что? Что ты видела?
Алиса подняла на нее глаза, полные ужаса.
— Его… его толкнули, — прошептала она, и голос ее сорвался. — Там никого не было. Но его толкнули. Что-то… невидимое. Я чувствовала этот удар. Это не несчастный случай. Это… это что-то другое.
Лидия нахмурилась, ее лицо стало серьезным. Она посмотрела на тело, потом на Алису.
— Невидимое?
— Да. Сгусток воздуха. Магия. Или… призрак. Я не знаю. Но он боялся. Он жутко боялся перед тем, как упасть.
Алиса закрыла лицо руками, пытаясь унять дрожь. Это было страшно. Гораздо страшнее, чем видеть призрака своего отца. Там была печаль и любовь. А здесь… она не знала, как описать эти чувства.
— Тихо, тихо, — Лидия обняла ее, прижимая к себе. — Все закончилось. Ты вернулась. Ты здесь.
Алиса всхлипнула, уткнувшись ей в плечо.
— Виктор… он каждый раз это чувствует? — спросила она глухо. — Каждый раз, когда касается их?
— Видимо, да, — ответила Лидия задумчиво.
— Приятного мало, — грустно отозвалась Алиса.
Лидия участливо поглаживала ее по плечу.
Со стороны спуска раздался цокот каблуков. Алиса постаралась подняться, но ноги отказывались слушаться. Лидия помогла ей, чуть ли не рывком подняв с пола.
— Итак, — в прозекторскую вошла Ольга Воронцова. — Что тут у нас? — она взглянула на тело и тут же оценила угол перелома. — Ух ты! И как это он так умудрился?
* * *Ночная Москва за окном «Имперора» сливалась в бесконечную сверкающую реку. С момента, как мы распрощались с эльфами на парковке бизнес-центра, прошло уже больше десяти часов. День, начавшийся с эспрессо и разоблачений, плавно перетек в тягучий, бессмысленный вечер.
Я успел съездить к отцу. Разговор вышел тяжелым, но необходимым. Андрей Иванович слушал меня не перебивая, сидя в своем кресле у окна и глядя на угасающий закат. Я выложил ему все: и про визит к Волкову, и про его наигранное удивление, и про финансовый след, ведущий к контрабандисту Игнату Ворону.
Отец молчал долго. Я видел, как ходили желваки на его исхудавшем лице, как сжимались кулаки на подлокотниках.
— Вот, значит, как, — произнес он наконец глухим голосом. — Тридцать лет. Мы с ним тридцать лет бок о бок. Я ему спину прикрывал, когда на нас наезжали в девяностых. А он…
Он не закончил фразу, лишь махнул рукой. В этом жесте было больше горечи, чем гнева.
— Никому нельзя верить в этом проклятом мире, Виктор, — сказал он, глядя мне в глаза. — Даже тем, с кем делил хлеб. Дери их всех Инквизиция.
Сказав немного утешительных слов на прощание, я попросил его следить за собой и велел завотделением никого к отцу не пускать.
Заняться было нечем. Я просто катался по городу, наматывая круги по Садовому, глуша мысли музыкой и шумом мотора. Потом, устав от бесцельной езды, заехал в какой-то торговый центр и купил билет в кино на ближайший сеанс. Потом на следующий. Я просидел в темном зале несколько часов, тупо глядя на экран, где мелькали какие-то супергерои в трико, спасающие мир. Это помогло. Мозг отключился, перестал прокручивать варианты развития событий.
Вышел я только когда город начал пустеть. Ночная прохлада приятно холодила лицо после духоты кинозала. Я сел в машину и направился в сторону отцовского дома.
Улицы были почти пустыми. Светофоры перемигивались желтым, редкие такси проносились мимо, спеша за полуночными заказами. Я ехал не спеша, наслаждаясь плавным ходом тяжелого автомобиля.
На одном из перекрестков загорелся красный. Я плавно нажал на тормоз, останавливая машину у стоп-линии. Вокруг — ни души. Только пустой проспект, залитый оранжевым светом фонарей, и тишина, нарушаемая лишь тихим урчанием двигателя.
Я барабанил пальцами по рулевому колесу, глядя на секундомер светофора. Сорок секунд. Тридцать девять.
Мысли лениво текли, перескакивая с одного на другое. Волков наверняка уже связался с Вороном. Нандор его слушает. Завтра, скорее всего, будут новости.
Краем глаза я заметил движение слева.
По соседней полосе медленно, почти беззвучно, подкатила еще одна машина. Черный, наглухо тонированный внедорожник без