А когда вновь распахнула глаза – увидела самое ошеломительно прекрасное зрелище в своей жизни.
То, как крылья мощным и резким движением распахиваются за спиной моего парня, в клочья разрывая одежду. И с болезненным, но яростным криком Рис впервые за много-много лет оборачивается драконом.
Я была права.
Чёрный дракон – самый красивый из всех.
***
Надеюсь, у драконов есть маги-хозяйственники. Ну, такие, чтоб починить разрушения.
- Я отрешаю тебя от трона, отец, - заявил Рис, наступив ногой на его распростёртое тело. Корона покатилась по полу. Из растерзанного крыла Императора лила алая кровь. Он только молча уничтожал сына глазами, но ничего не говорил. Как будто не мог поверить в произошедшее. Собственная стража не сделала и шагу, чтобы его защитить. Кажется, этот дракон на троне достал абсолютно всех.
- Да здравствует новый Император! – довольно проворчал барон Ди Майгель. – Я знал, что рано или поздно это случится.
И покряхтывая, опустился на одно колено.
Растерянно взмахивая чёрными крыльями, которые одни остались от его драконьего облика теперь, когда он немного успокоился, Рис удивлённо смотрел, как все до один в зале, до последнего студента, опускаются на одно колено.
Только я осталась стоять.
Мы встретились глазами.
Теперь всё будет хорошо.
Я знаю это, любовь моя.
Перед глазами всё потемнело, и я соскользнула в беспамятство.
Эпилог
Как только вся суета и шумиха немного улеглись, а старого правителя под стражей отправили обратно в Драгонейру, первым указом новый Император Дранерис Первый разрешил в студентам в любое время покидать Академию, а родственникам студентов навещать их. Отныне непроницаемые границы между нашими мирами должны быть стёрты раз и на всегда. Мы станем учиться жить вместе. Узнавать друг о друге больше. Ведь часто корень страха – это всего лишь неведение.
Тем более, как выяснилось, когда мы копнули чуть глубже и надавили на барона, одна из самых страшных тайн драконов была та… что когда-то, в древности, в эпоху тех самых могучих волшебников, что построили когда-то Академию Моргейт, драконы тоже были людьми. Они получили свои крылья в результате магических экспериментов. Мы не такие уж и разные на самом деле.
Вторым своим указом Рис отменил закон, запрещающий драконам жениться на человеческих девушках. Он решил бросить Академию, в которой ему с самого начала нечего было делать – все нужные знания ему давным-давно дали учителя во дворце. Целью отправки наследника в Академию Моргейт с самого начала был всего лишь выбор ему Эйры, с тем, чтобы подлатать магические дыры и наполнить магический потенциал до максимума. С чем мы с Рисом с успехом справились.
Он решил вернуться в столицу своего мира и там под руководством барона продолжить постигать оставшиеся премудрости, необходимые для управления государством.
Кай собирался забрать с собой Шуми, чем немало огорошил своих снобских родителей, у которых в Драгонейре был собственный замок и кажется, даже остров.
Его сестра же, вызвав нешуточный скандал, собиралась обосноваться в человеческом мире. Уйти туда вместе с Робертом. У его родителей была ферма с коровами и лошадьми, и упрямая драконица заявила, что ей осточертели светские балы, она собирается выводить новую породу скакунов.
И только я до сих пор не понимала, что будет дальше. У Риса всю последнюю неделю был крайне загадочный вид. Я терзалась, но гордость не позволяла спрашивать, что он задумал.
Моя сестра лишь махала на меня рукой, предрекала, что у нашей бабули случится удар, когда она узнает, что внучка решила связать свою жизнь с драконом, и говорила, что сама она решила остаться в Академии Моргейт, доучиваться толком. И даже бесячий Лиловый ей не помешает. Она зачем-то до сих пор носила свою личину и не показывала настоящее лицо, хотя одним из первых указов Рис отменил принудительный обряд надевания ошейника. Отныне это было возможно лишь с согласия Эйры, и ничего моей сестре больше не грозило. Но она отчего-то продолжала упрямиться.
- Ты так говоришь, как будто уже всё решено! А мне между прочим мой дракон ни пол слова не говорит, что он там себе придумал! – рассерженно отмахивалась я. – Может, он вообще меня здесь оставит, а сам полетит того… царствовать и новые указы сочинять.
Сестра иронично фыркнула.
- Ой, можно подумать, есть варианты! Достаточно посмотреть на вас, голубков, когда вы рядом. Этот тёмный будущий император на тебя так смотрит, словно сожрать готов. Вряд ли теперь выпустит их своих лап, - язвила Амалия.
У меня что-то сладко ёкало внутри.
Хотелось бы, чтобы так и было.
Но…
Официальная коронация Риса уже в будущем месяце. Вряд ли он останется в Академии Моргейт. Значит, так или иначе, что-то должно измениться между нами.
Вот только день утекал за днём… и всё оставалось на своих местах.
***
- Так. Огонёк. Ну-ка, иди сюда! Есть разговор!
Моё сердце ёкнуло, когда в один из вечеров жутко уставший от навалившейся бумажной работы, и очевидно волнующийся Рис зазвал меня в нашу комнату. В последнее время мы мало виделись из-за того, что барон закидал его делами, и очень скучала. В воздухе витало предощущение скорого отъезда. Мы оба знали, что так дальше продолжаться не может. Не будет Император целого мира ютиться в крохотной башне Академии. Его ждёт императорская резиденция. Коронация. Туча дел. Придворные красавицы…
Моё настроение стремительно ухудшалось. Но я пыталась не подавать виду.
- Чего тебе? – вздохнула я.
Рис затащил меня в комнату и захлопнул за нами дверь.
Помолчал какое-то время. На его скулах показалась краска.
У меня остановилось сердце.
Да неужели?..
И тут дверь снова распахнулась. И к нам в комнату ворвался тот, кого я меньше всех ожидала здесь увидеть.
Наш ректор.
- Какого… - рявкнул Рис.
Но тот глянул хмуро, всё ещё не привыкнув, видимо, что вчерашний студент такое себе позволяет.
- Простите, Ваше величество. Но дело слишком важное. Я и так долго откладывал этот разговор. Сомневался, стоит ли… Но учитывая, какие прогрессивные указы издаёт наш новый повелитель…
Мы с Рисом переглянулись. Трудно было узнать в этом смущённом мямле нашего железного лорда. Да что с ним такое?
Наконец, тот вытащил из кармана носовой платок, промокнул лицо, и продолжил.
- Дело в том, что я совершил преступление перед короной, за которое смиренно прошу меня