– Мы не хотели… то есть это я во всем виновата… простите, что так вышло! – лепетала я, пятясь обратно к двери.
Да, я испугалась. Испугалась нести ответственность за содеянное. Испугалась реакции на нашу бессмысленную ложь людей поверивших нам. Я боялась услышать в свой адрес эпитеты, которые вполне заслуживаю.
– Это я все придумала и подговорила Майка. Он не хотел в этом участвовать. Простите меня, пожалуйста… я сама уже не понимаю… это так глупо! – не справляясь со смертельным ураганом эмоций, тараторила я, отступая назад.
Я бы предпочла сейчас свалиться в преисподню и не видеть этого разочарования, обиды и гнева в глазах Светланы и Джека. Но, к сожалению, опция догорать от стыда в аду мне была недоступна.
Выскочив за дверь, я почти бежала по дорожке, качаясь на высоких каблуках, словно пьяная. Алкоголь в моей крови немного присутствовал, не не он искажал мое зрение, а слезы наполнившие мои глаза.
– Женя! – окликнул меня Майк, но я не стала ни останавливаться, ни оборачиваться.
Это он во всем виноват! Если бы Майк Лоури не притащился сюда в тот злополучный день, когда я была наиболее уязвима. Сломлена в очередной раз предательством. Разочарована окончательно в мужчинах Если бы не расковырял мою старую рану своими вечеринками, на которых он меня никогда не замечал. Если бы все это не свалилось на меня в один день, возможно я бы просто проигнорировала зарвавшегося мажора и у Светланы был бы шанс вышвырнуть пасынка из дома, чтобы дать мне закончить работу.
– Женя! – схватив меня за плечи и останавливая, снова повторил Майк.
Развернув меня к себе лицом, он непривычно серьезно вглядывался в мое лицо. Никогда не видел как женщины плачут? А ведь таких дурочек с разбитыми сердцами на его пути оставалось немало. Только плохой парень Майк никогда на них не оборачивался, а зачастую и просто перешагивал тех девчонок, кто падал к его ногам.
– Что тебе еще от меня надо, Лоури? Зачем ты вообще явился сюда и снова испоганил мою жизнь? – рявкнула я ему в лицо, снова не способная признать и часть своей вины, а как любая слабовольная трусиха, перевешивая всех собак на Майка.
– Куда ты убегаешь? Нужно остаться и поговорить. Я уверен, что даже мама строгого режима поймет, как был важен для тебя этот проект, раз ты пошла на обман. Мы ведь еще не закончили с цветочными бордюрами, и с этими… забыл. Которые я по всему саду за тобой таскал, – пытался меня вразумить мажор.
Как у него все просто! Никаких отголосков совести. Никаких сантиментов. Провалили операцию – делайте вид, что так и было задумано. Как это по-американски! К чему душевные терзания и муки совести, если в сухом остатке важен только результат. И плевать на реноме.
– Завтра приедет мой друг Егор и закончит работу. Он же и заберет мои вещи.А тебе я выдаю вольную на неделю раньше, крепостной! Можешь снова трахать всех, кто попадется на твое коварное обаяние и лживую улыбку! А я больше не хочу тебя видеть! Никогда! Ты самое ужасное, что случалось в моей жизни и я хочу чтобы ты из нее исчез навсегда! – стряхивая руки Майка со своих плеч, наговорила я гадостей бэд бою, просто потому что я женщина.
Женщина, которая одновременно любит и ненавидит того, кто способен вознести до небес в одну секунду, и швырнуть в пропасть в следующую. Женщина, в которой клокочет обида на всё мужское население планеты, но на одного их представителя в особенности. Женщина, которая не смогла в очередной раз уберечь свое сердце от того, кому её чувства нужны не более чем лимонная кислота в молочном чае.
Резко развернувшись на каблуках, я услышала хруст одного из них. Браво! Это идеальный завершающий штрих для последнего акта нашего спектакля. Сбросив туфли с ног прямо посередине дорожки, я уходила босиком, уже с трудом сдерживая рыдания. Утрата дорогих и обалденных “Джимми Чу” стали последней каплей.
***
Спустя три недели я сидела в кабинете у Фиры, жадно высасывая из малосольных огурцов живительную влагу и отбрасывая сам овощ, словно жмых на тарелку. Не знаю почему, но сам огурец я есть не могла, сразу же начиная ощущать все радости токсикоза. Подруга молча наблюдала за мной, хитро щуря свои зеленые глаза.
– То есть этот недостойный дикарь обрюхатил нас, и усвистел в свои америки без зазрения совести? – подытожила Фира, тыча длинным наманикюренным ноготком в результат осмотра узи.
– Ага, – подтвердила я, откладывая обезвоженные остатки овоща и выуживая из банки следующую жертву огуречного вампира.
– Значит, даже зная о том, что могли быть последствия, он тебе ни разу не позвонил и не поинтересовался этим вопросом?
– Не-а.
– Он что совсем оху…уехавший? – прищурилась Фира еще больше, забарабанив по листочку уже четырьмя пальцами.
– Ну да, – пожала я плечами. Тоже мне открытие.
– Ты подозрительно спокойна для будущей матери одиночки. Или у тебя даже гормоны неадекватные? – намекая на мою безбашенную авантюру, которая и привела к таким последствиям, заметила Фирочка.
– Я просто счастлива, Фир. Понимаешь? – расплываясь в самой широкой улыбке на какую способна, ответила я.
– Не-а, – передразнивая меня, изогнула бровь Фира. – Делись. Счастьем-то.
Легко! Я действительно чувствую себя такой счастливой, что весь мир готова обнять и расцеловать. И мое счастье особенно остро ощущается сейчас, после затяжной хандры, после литров пролитых слез в подушку и бесконечно грызущих мук совести. После жутких истерик в одиночестве, от осознания того, что я никакая не вечная невеста, а обыкновенная неудачница. Женщина, которая настолько плоха, что ее бросают все мужчины. Женщина которая настолько глупа, что любит того, кто этого никогда не оценит, и кто не ответит взаимностью.
Но сегодня, выйдя из поликлиники и трепетно прижимая к груди снимок узи, я задрала голову к небу, улыбаясь и благодаря его за это чудо. Именно в этот момент из меня будто вытянулись все негативные эмоции, вся боль и метания. Улетучились, освобождая место для безграничного счастья, которое переполняло меня по самую крышечку.
– Знаешь… Я много думала о Майке, и о том что между нами было. И… наверное это прозвучит странно, но из всех своих отношений, я только с ним была по-настоящему счастлива. С ним мне было хорошо не только в постели, понимаешь? С Майком мне было весело, легко и комфортно. Он ничего мне не обещал, но ничего и не требовал. Не критиковал, не одергивал, не пытался управлять. Он… единственный,