ТРИДЦАТЬ ЛЕТ СПУСТЯ
В 1946 году, демобилизовавшись, я приехал домой в Пермь. Месяца два только тем и занимался, что любовался городом и Камой, приглядывался к жизни «на гражданке», о которой имел очень приблизительное представление.
В те месяцы мне еще казалось, будто я чрезмерно устал от дисциплины — неизменной составляющей боевой мощи нашего славного Военно-Морского Флота. Тогда мне еще казалось, что ею я сыт по горло. И вдруг (даже не заметил, когда это началось) почувствовал, что мне, как птице небесного простора, для полноты счастья не хватает именно ее, железной дисциплины, не хватает тех простых и ясных отношений, которые установились у меня с офицерами и матросами.
Скоро эта тоска заполнила меня настолько, что белый свет стал не мил.
И вот однажды (не знаю, как на такое осмелился!), когда мама легла спать, я сел за письменный стол и всю ночь писал свой первый рассказ — только то, свидетелем чего был сам. По названию судите: «Из дневника морского пехотинца».
Когда писал его, у меня не было мысли, что я когда-нибудь стану писателем. Тогда у меня впереди маячила одна цель: рассказать землякам о моих фронтовых друзьях, об их боевых делах.
Кроме того, работая над рукописью, я вроде бы снова продолжал свою службу на флоте, вроде бы по-прежнему находился в строю.
Сейчас я, разумеется, понимаю, насколько несовершенен был тот мой рассказ. На очень многие просчеты — большие и маленькие — указали мне писатели, жившие тогда в Перми и принимавшие участие в его обсуждении.
Самое же обидное сказал пожилой писатель, которою я уважаю и по сегодняшний день:
— Как мне кажется, Олег Константинович, вы войну знаете с этой стороны у вас все благополучно. Однако вы совершенно не видите своих героев…
Это я-то не вижу Сашу Копысова и Никиту Кривохатько?! Да они днем и ночью стоят у меня перед глазами!
Хотя спасибо тебе, человече, не видавший войны, и за то, что солдата во мне признал!
Таков примерно был ход моих мыслей в тот момент. И я, разумеется, все это высказал в довольно-таки резкой форме. Но пожилой писатель, в адрес которого я метнул свои громы и молнии, не обиделся, похоже, хотел что-то сказать, да разве меня можно было остановить, если я уже закусил удила? И он только грустно улыбнулся.
Не помню, сколько времени прошло, пока моя обида улеглась. Но это случилось. И тогда я стал докапываться до своего промаха, позволившего пожилому писателю так категорично заявить. Докопался с помощью тогда еще начинающего поэта Б. В. Ширшова. Оказывается, сам-то я прекрасно видел своих героев, а вот дать их черты, составляющие портрет, и не мог. На это моего видения своих героев и не хватало.
Между прочим, это очень сложно — дать четкий словесный портрет человека. Действительно, далеко не каждый человек возьмется так рассказать мне о своем знакомом, чтобы я, встретившись с ним случайно в людном городе, сразу же узнал его.
А ведь писатель в каждом своем произведении решает подобные задачи. И тем успешнее, чем отчетливее читатели видят его героев.
Много неприятного высказали тогда в мой адрес братья-писатели. Однако, хотя я и был основательно взвинчен замечаниями, все же в голосах критикующих уловил нотки доброжелательности и не испугался предстоящей большой работы. Как результат — уже в 1948 году в альманахе «Прикамье» этот рассказ был напечатан с незначительными сокращениями.
Не передать словами, что я испытывал, когда держал в руках тот альманах.
Между прочим, теперь, когда мной написано уже пятнадцать книг, которые вышли в Перми и в Москве, мне кажется, что я постиг две главные причины, заставляющие определенную часть в общем-то талантливых авторов всю жизнь ходить в подающих надежды. Первая — они считают, что написать рассказ или стихотворение — дело плевое; нахлынет вдохновение — и перо само заскользит по бумаге. И выдаст такой шедевр, что другим и не снилось!
Эти товарищи заранее настроились не на упорную и повседневную работу, они, взявшись за перо, намеревались не работать, а пожинать лавры. Оптом и в розницу.
И что самое обидное — эти товарищи начисто отвергают самую доброжелательную критику; каждого, высказавшего даже незначительное замечание, сразу же зачисляют в разряд своих личных недоброжелателей-завистников.
Мне, например, пришлось до конца познать одного такого товарища. Он написал примерно десять повестей и романов, из которых ничего не вышло в свет, хотя кое-что после доработки и могло бы появиться, Причина одна: выслушав критику и огрызнувшись на нее, он немедленно переплетал свою рукопись и бережно клал на дно сундука, окованного железными полосами.
Вторая причина, мешающая расти некоторым даже одаренным товарищам, — верхоглядство. Они ничего не знают по-настоящему (и не хотят знать!), пишут даже о том, о чем, мягко выражаясь, имеют приблизительное представление. Так, один двадцатилетний юноша принес на мой суд роман о… жизни негров в Америке!
Я, конечно, не смог сдержать своего любопытства и спросил, когда он в последний раз был в Америке? Или пользовался литературой?
Он ответил с огромной гордостью:
— С меня достаточно и того, что я из газет знаю!
Нужно ли говорить, что это был за роман?
С того обсуждения первого моего рассказа я и стал вхож в Пермскую писательскую организацию. В то время она имела в своем составе лишь трех членов Союза писателей СССР — Б. Н. Михайлова, А. Н. Спешилова и Е. Ф. Трутневу. Да еще в литературном активе ходили Н. Н. Арбенева, А. И. Пак, В. А. Черненко и Б. В. Ширшов. Зато директором Пермского книжного издательства была Л. С. Римская, которая своей главной сердечной заботой считала всяческое содействие развитию местных литературных сил. Не на словах, а на деле считала.
Велика роль в становлении Пермской писательской организации и К. В. Рождественской, которая с 1949 года в течение многих лет была ее ответственным секретарем.
Как следствие — уже вскоре членами Союза писателей стали все, кого я назвал литературным активом, и коми-пермяки С. И. Караваев и Н. В. Попов.
Сейчас у нас более двадцати членов Союза писателей СССР, около 30 человек литературного актива — авторов одной и более книг, и почти 40 молодых авторов; эти еще набирают разбег, но, похоже, кое-кто из них вот-вот окончательно приобретет свой собственный голос.
И вообще я крепко верю, что в ближайшие годы многие из тех,