Доказывая заслуги Репина перед русским изобразительным искусством, Кацман писал в газеты статьи, которые не были опубликованы, готовил доклады, которые не были прочитаны, и так далее.
Но расскажу все по порядку.
В 1926 году дочь Ильи Ефимовича Репина Вера написала письмо любимому ученику Репина, советскому художнику Исааку Бродскому. Она писала, что Репин болен, может умереть, они очень нуждаются, и просила помочь своему отцу.
Бродский, живший в то время в Ленинграде, специально приехал в Москву и показал это письмо Кацману, который тут же пошел к Ворошилову и Луначарскому. И, по-видимому, уговорил Климента Ефремовича помочь организовать командировку художников в Финляндию к Репину. Кацман предложил послать в «Пенаты» его самого и трех его друзей, в которых он был уверен, – Александра Григорьева, Павла Радимова и Исаака Бродского. А Ворошилов, помня о письме запорожцев турецкому султану, сумел уговорить вождя отпустить художников в «Пенаты».
Советское правительство выделило на приобретение работ Ильи Ефимовича Репина две тысячи американских долларов. Получив заграничные паспорта, делегация художников отбыла в Финляндию.
июль 1926 года
«Он нас встретил в каком-то светлом сюртуке. Худенький, маленький, физически очень слабый, старенький Репин. У него было живое очень приятное лицо, но он едва ходил. Хотя ум его был быстрый, и память была очень хорошая. Он так обрадовался нам, что заплакал и сказал: "Это один из счастливых дней моей жизни"».
Дочь Репина Вера Ильинична (ей было тогда 52 года) потом вспоминала, что Репин очень волновался перед встречей, старался создать для гостей все удобства, организовать питание.
Обращаясь к своим гостям из СССР, Репин сначала называл их господами. Они возразили:
– Мы от этого обращения отвыкли.
– А как же вас называть?
– Товарищи.
– Ах, как это замечательно, – сказал Репин. – Товарищи, так ведь это равенство.
Отсматривая работы Репина, – а это были большей частью совершенно замечательные произведения, рисунки, акварели, работы маслом, – художники все время просили:
– Уступите нам вот эту или вон ту работу.
Он задумывался, потом говорил:
– Нет, это я не могу отдать, я буду делать большую картину. – И прибавлял: – Если я приеду в Россию, то буду переделывать свои работы и в Третьяковской галерее.
Но Кацман про себя заметил: Репин так слаб, что едва может удержать листок бумаги в руке.
«Лицо его было задумчиво, он как бы соображал, как он будет дальше работать? Мы поняли, что работать он уже не мог. Правда, правая рука его долго болела и раньше, поэтому он научился работать левой».
Огромная картина «Торжественное заседание Государственного Совета» сделана Репиным одной левой рукой, но мастеру тогда помогали его ученики Кустодиев и Куликов. Потом рука снова стала действовать, и Репин опять писал двумя руками, привязывая палитру к животу. Кацман все время, глядя на его больную руку, думал: «Боже мой, да ведь этой рукой сделаны шедевры живописи».
Члены делегации говорили с Репиным обо всем – о старых и новых художниках, о Советской власти, об эмигрантах, о секретах мастерства, о белогвардейцах, о великих мастерах всех времен и народов, о его личной жизни.
Кацман записывал, стараясь ничего не упустить.
– Что это вы все время пишете? – вдруг спросил Репин.
– Когда мы вернемся в СССР, – сказал Кацман, – я напишу статью о нашем свидании с вами и наших разговорах.
Он думал, что Репин запретит ему писать, но тот вдруг сказал:
– Пишите, пишите, когда я был молод, то тоже все записывал.
Первым делом в начале разговора Репин спросил:
– За что вы расстреляли Виктора Васнецова?
– Виктора Васнецова никто не расстреливал, он жив и здоров, живет в Москве. Хотите, мы вас соединим с ним по телефону?
«Наш ответ очень обрадовал Репина, и разговор сделался более задушевным и совершенно откровенным.
"А мне говорили, что у вас запретили искусство", – вдруг сказал Илья Ефимович. "Да кто все это вам рассказывает", – возмущались мы. Репин отвечал: "О, у меня очень талантливый корреспондент из Парижа, писатель Куприн". – "Он все вам врет, – говорили дружно мы. – Советское правительство все делает для расцвета народного таланта. У нас в стране, где нет эксплуатации человека человеком, расцветают все искусства – и балет, и музыка, и поэзия, и кино, и театр, и живопись". Репин слушал нас, и глаза у него все больше и больше становились веселыми. Он подарил нам свои фотопортреты и книги с надписями. Мы прожили у Репина три недели, это общение с ним было огромным событием для нас».
Когда Кацмана спрашивали, что такое счастье, он отвечал: «Счастье жизни – это встреча с гением».
Познакомились художники и с сыном Ильи Ефимовича, художником Юрием Репиным. Когда гости осматривали мастерскую Юрия и его картины, больная туберкулезом жена Юрия пожаловалась, что живут они очень плохо, буквально голодают. Тут же было принято решение помочь сыну Репина, и художники поехали в Гельсингфорс к посланнику России Лоренцу. Он разрешил пятьсот долларов из отпущенных двух тысяч потратить на закупку картин Юрия.
У Ильи Ефимовича члены делегации приобрели эскиз к картине «Царизм». Репин подарил им еще два эскиза, портрет Керенского и свой портрет с надписью: «Великий передвижник передает свою эстафету советским художникам, когда живопись соединилась с социализмом и коммунизмом».
А передавая портрет Керенского, он сказал: «Этот человек имел славу императора, а оказался ничтожеством».
«Мы гуляли около моря, вспоминали работы Репина, хвалили их. Он же махал рукой и говорил:
– Скверно, нет, это я сделал очень скверно.
– Нет, – смеемся мы, – вы нас не переубедите. Напрасно ругаете себя.
– Позвольте мне себя ругать хоть из вежливости, – говорит Репин.
Тогда Радимов прочитал стихи, ему посвященные, только что написанные им на морском песке:
Старый художник у моря живет сединой убеленный,
В море вскипают валы, волны как время бегут,
Старец думает думу о жизни шумящей как море,
Ветер искусству его вольную славу поет.
Наступил наш отъезд. Упаковали картины, подали открытый автомобиль. Нас вышла провожать вся семья Репина. Стали прощаться. Репин всем пожимал руку».
Последнему он подал руку Кацману. Евгений Александрович поцеловал ее, а Репин поцеловал его в голову.
Вскоре Репин поделился впечатлениями от этого визита со своим старым знакомым, журналистом Безруких. Спустя много лет, 20 июля 1962 года, письмо было опубликовано в газете «Неделя»:
«Дорогой Павел Ефимович. Все Ваши милые послания и фотографии я своевременно получаю; на днях, получив Вашу последнюю фотографию, я даже усомнился: таким Вы брюнетом представлены – это делают черные волосы и черные глаза. А я до сих пор с удовольствием вспоминаю своих милых художников – гостей из России. Какой даровитый, интересный народ! Уж не говоря