— Я не издеваюсь, — он наконец отложил свои вещи и посмотрел на меня прямо. — Я пытаюсь тебя уберечь. Степи — не место для игр, Линна. Здесь все серьезно. Одна ошибка, и...
— И что? Меня съедят шакалы? Я уже это слышала!
— Хуже, — его голос стал тише, но от этого только опаснее. — Ты можешь навлечь беду на того, кто за тебя в ответе.
Я замолчала, пронзенная его словами. Он чувствовал ответственность за меня. Эта мысль была одновременно и тревожной, и пьянящей.
— Я не просила тебя меня беречь, — прошептала я.
— Знаю, — он усмехнулся, но без веселья. — Это мой крест. И мой выбор.
Накормив меня ужином (тем самым зайцем, от которого я вчера была в восторге, но сегодня ела без всякого аппетита), он уселся чинить тетиву своего лука. Я сидела напротив, украдкой наблюдая за его руками. Большими, сильными, с длинными ловкими пальцами. Совсем не похожими на лапищи нерасторопного орка.
— Ты так и не рассказал, как стал следопытом, — снова начала я, на этот раз более осторожно. — Среди орков это... необычная профессия.
— Среди орков много необычного, — он не отрывал взгляда от тетивы. — Просто вы, люди, не хотите этого видеть. Вам проще считать нас глупыми горами мышц.
— Я не считаю!
— Ага, — он скептически хмыкнул. — Поэтому ты вцепилась в свой кинжал, как в амулет от злых духов, когда мы встретили тех торговцев у брода.
— Они смотрели на нас... осуждающе!
— Они смотрели на нас с опаской. И были правы. Я мог бы разорвать их всех на тряпки, если бы они сделали хоть один враждебный жест. — Он отложил лук и посмотрел на меня. — Но я не стал. Потому что я следопыт, а не берсеркер. Я нахожу. Иногда — разрешаю конфликты. Редко — устраняю угрозы. Но никогда не нападаю первым.
В его словах была суровая правда и какая-то своя, жесткая философия. Я слушала, завороженная.
— А... а тебе нравится то, что ты делаешь?
Он задумался.
— Мне нравится быть свободным. Никому не подчиняться. Полагаться только на себя. И... — он запнулся, — ...иногда находить то, что не ожидал найти.
Наступила пауза. Костер потрескивал, отбрасывая блики в его медовых глазах.
— А тебе нравится быть травницей? — спросил он, переворачивая ситуацию.
Не ожидала вопросов в свой адрес, тем более таких.
— Обожаю, — ответила я без раздумий. — Запахи... они как истории. У каждого растения своя. Ты можешь создать что-то новое, что-то красивое... что-то, что заставит человека улыбнуться.
— «Алиана», — неожиданно произнес он.
У меня похолодела кровь.
— Ч... что?
— Ты говорила, когда мы встретились, что хочешь создать духи и назвать их «Алиана». В честь себя. Амбициозно.
Я выдохнула. Он просто запомнил мое вранье.
— Да, — прошептала я. — Амбициозно.
— Мне нравится, — сказал он просто.
— Что?
— Название. Оно... звучное. Как и его обладательница.
Он снова взялся за лук, словно не сказал ничего особенного. А у меня в груди распахнулось что-то теплое и светлое. Он запомнил. Ему понравилось. И ему плевать… Что миссия выполнена, можно перекинуть меня через плечо и… отдать либо оркам, либо мэру и выручить кучу золота. Хотелось бы узнать о его планах… раз уж все так сложилось.
В тот вечер у костра мы не говорили больше ни о следах, ни об опасностях. Мы говорили о звездах (Сорган знал названия всех созвездий), о вкусе степных трав и о том, почему песок такой колючий. Это был самый обычный и самый необычный разговор в моей жизни. И когда мы легли спать, я поймала себя на мысли, что расстояние между нашими стегаными одеялами показалось мне вдруг огромной, непреодолимой пропастью.
Ночь была холоднее предыдущих. Я ворочалась в своем «коконе», стараясь закутаться поглубже, но струйка холода упорно пробиралась к позвоночнику. Ветер свистел в ветках сосен, окружавших нашу стоянку, и от этого звука становилось еще тоскливее. Наверное… придется тесниться в палатке. Ночи стали гораздо холоднее.
— Замерзла? — из темноты донесся тихий, хрипловатый голос Сорга.
Я вздрогнула, думая, что он спит.
— Немного, — призналась я, стараясь, чтобы зубы не стучали. — Ничего, привыкну.
Послышался шорох, и через мгновение его теплый плащ накрыл меня поверх моего одеяла. От него пахло дымом и им — этим неповторимым, тревожащим душу запахом.
— Я же не могу тебя оставить... — он запнулся, и я почувствовала, как он ищет слово.
— Оставить замерзать? — подсказала я.
— Оставить беззащитной перед стихией, — поправил он. Его голос прозвучал так близко, что, казалось, он лежит рядом.
Мы лежали молча, прислушиваясь к ночи. Его дыхание было ровным и глубоким, и я невольно начала подстраивать под него свое.
— Сорг? — прошептала я, нарушая заговорщическую тишину.
— Мм?
— А ты никогда не хотел осесть? Перестать скитаться?
Он помолчал.
— Раньше — нет. Кочевая кровь. А сейчас... — он оборвал. — Сейчас появилась причина, по которой оседлая жизнь уже не кажется такой ужасной.
Мое сердце забилось чаще. Он говорил о награде? Неужели обо мне? Или я снова додумываю?
— Какая причина? — рискнула я спросить, затаив дыхание.
Он повернулся на бок, и в лунном свете я увидела?? его лица.
— Причина, которая пахнет мятой и тревогой, — его голос был низким, обволакивающим. — Которая вечно спорит, вечно путает следы и... заставляет меня говорить глупости.
Я не дышала. Расстояние между нашими лицами можно было измерить вздохом.
— Это... звучит как проблема, — выдохнула я.
— Самая лучшая проблема в моей жизни, — просто сказал он.
И тогда я не выдержала. Я потянулась к нему, мои пальцы коснулись его щеки. Кожа была прохладной и шероховатой, но под ней чувствовалась живая, мощная энергия. Он замер, а затем его рука накрыла мою, прижимая ее к своей щеке.
— Линна... — он прошептал мое вымышленное имя, и в его устах оно прозвучало как самая нежная ласка. — Мы не должны.
— Почему? — мой голос дрожал.
— Потому что завтра все изменится.
— А сегодня? — я приподнялась на локте, наши лица оказались в сантиметрах друг от друга. — Сегодня мы здесь. Только мы.