Как было бы здорово взять его с собой на охоту в эту самую ночь, почти неслышно пройти по городу до нужного дома, показать, как юна и беспечна бывает жертва. Или нет? Нет, лучше дать ему окунуться в аромат страха, в то волнение, которое испытывает добыча, насладиться трепетом прекрасного сосуда, что доверху полон жизни. Горячей, кипучей, прекрасной. Жаль, что все это нельзя. Не могу я сегодня взять с собой сына. Для начала все здесь должно устояться. Мой брак, мои отношения с женой, с соседями, слугами.
Кажется, я продумал всё. Но всё идет вкривь и вкось, совсем не по плану. Полный дом гостей, управляющий, который никуда не ушел, а бродит теперь по дому, жена, что задержалась у своего раба. Должно быть, там, в моих комнатах, сейчас царит таинство ночи. И эта мысль мне особенно не нравится, нет, она даже душит меня, вынуждает потерять разум. Хочется войти в покои, отбросить невольника, оторвать от него ведьму, вдохнуть ее аромат и с жадностью впиться зубами в хрупкую белую шею, пройти атлас ее кожи своими клыками, найти желанный сосуд. А потом… Потом бросить ее на белые простыни нашей постели, запереть в моем логове.
Но я должен, обязан вести себя как человек, ничем не выдавать своей сути. Нельзя оступиться, имея полный дом слуг. Никакого укуса я ей не нанесу, даже в покои свои сейчас не смогу войти. Стану смиренно ждать здесь, когда любимая пресытится ласками молодого невольника и спустится к нам, займёт гостей. Тогда я сам смогу выйти вон, раствориться в улицах города, стать почти тенью, чтобы затем наброситься на баронессу. Долгой охоты не выйдет, увы. Придётся действовать быстро. Одно прикосновение, обнажить клыки, произнести несколько слов… Не могу думать. Жажда обострила все вкусы и запахи, притупила мысли.
И все же, как бы я хотел взять с собой Анджела, показать сыну свободу охоты, пусть бы только он никогда не узнал цену ошибки! Порой и ее придется платить таким как я. Повезет, если заплатишь собой, невыносимо, если уничтожат все твое логово вместе с потомством, женой и родными. Я нервно облизнулся.
— Не терпится? — произнес рядом женский голос довольно ласково. Я повернул голову, наткнулся взглядом на вильцы, нервно сглотнул.
— Что вы имеете в виду?
— Барбекю так дивно пахнет! Ваш сын справляется с жаровней почище любого орка.
— Ммм, да, пожалуй. А зачем у вас это? — я кивнул на вилы в руках гостьи, — Такие аккуратные, не серебряные даже.
— Ой, ну что вы! Вилы — это же просто символ.
— Да, конечно, — я подумал о том, где мог ошибиться.
Что ж, все вещи мы не успеем с собой взять. Только коробку фамильных иллюзий, да ларец с украшениями. Повезло, что я не дал его разобрать, расставить по полкам. Н-да. Чудной он, этот мир. На серебре и то сэкономили. А где мой осиновый кол? Неужели не удастся добавить в коллекцию очередной такой сувенир.
Не сказать, что я люблю, когда меня убивают. Просто коллекция ядов, осиновых кольев, серебряных стрел и арбалетных болтов наполняет меня некоторым оптимизмом, жаждой жизни. Приятно помнить и точно знать скольких смертей мне удалось избежать, а то о некоторых попытках убийства меня и забыть можно за давностью лет. Каждый новый день теперь для меня как подарок богов. Да и у Анджела тоже есть собственная коллекция. В ней он хранит тоненькую детскую кольчужку с застрявшим в ней каленым наконечником стрелы.
— Я рада, что вы меня поняли, — соседка обаятельно улыбнулась, — Выкопаете этими вилами ямку в земле, бросите туда семечко яблони. Но лучше сразу огрызок.
— Какой интересный ритуал. Думаете, если на сталь налипнет грязь, вилы станут эффективней?
— Да, это наш ритуал, местный. А когда ребенок родится, повяжете на ствол бант с его именем. Так они и будут вместе расти, — дама утерла слезинку с глаза. Впервые вижу, чтоб меня еще и оплакивали заранее. Даже паковать вещи, чтоб сбежать, как-то расхотелось.
— Постойте, а при чем здесь ребёнок? — нет, меня, конечно, не раз и не два обвиняли в смерти младенцев. Можно подумать, их кровь способна привлечь хоть кого-то!
— Ну как же! — встрепенулась соседка и сунула вилы мне в руку.
— Вы хотите, чтоб я все сделал сам?
— Кто же еще? Я совершенно уверена, не поздней, чем через год, в этом доме прозвучит плач ребёнка.
— К-хм. Я, видите ли, безразличен к детям. И совсем не готов…
— Зачем же вступать в брак, если не это? Ваша жена — ведьма и лет ей совершенно не много. Я уверена, у Анджела появятся и братья, и сестры. Вас никто не спросит об этом. Придется полюбить то, что есть.
— Убить? О каких братьях вы говорите? У моей прежней жены… — я оказался абсолютно сбит с толку. Ну а как еще? Если сначала в тебя тычут вилами, потом советуют самостоятельно убиться о них и закопаться. При этом еще фигурирует какая-то яблоня вместо вполне привычной осины…Тьфу!
Соседка расхохоталась, мало того, потрепала меня по щеке, будто бы я неразумный ребёнок. Фух. Хорошо, пусть так. Главное, что все обошлось. Ну, постою как дурак с этими вилами. Вопрос в другом, что будет, когда наш брак не принесет детей? Ни единого отпрыска. Как-то я не подумал об этом. Мои заботливые соседи и лекаря пригласят ко мне и жене, если ребенка не будет, с этих станется. Они всегда и во всем готовы помочь. Если я и выживу после всей этой помощи, то только благодаря скверному характеру жены. Может быть, хоть она прогонит всех соседей! И лучше подальше отсюда, чтоб мой дом стороной обходили квартала так за два, а еще лучше за три.
Мимо ворот простучали колеса экипажа, раздались привычные дамские крики и бархатное рычание вурдалака. То Антонина проехала мимо, тоже соседка. Хоть с ней повезло, я вздохнул. Женщина редкого характера, такая и не помыслит проведать соседа без спроса. Полагаю, рухни здесь на улице все, сорви ветер крыши с домов, она сделает вид, будто бы и не заметила вовсе этой оказии.
А супруг у нее? Чистый ангел! Даром, что имеет клыки с мою руку. Днем вурдалак выходит в сад, завтракает, потом отправляется за покупками на рынок, вечером колесит с женой по окрестностям. Чудесная жизнь! Я могу ей только позавидовать. И, кажется, у этой пары вот-вот появится потомство. Двойня, если я верно увидел по ауре демоницы.
— Отец, все готово, можно нести блюдо в дом, — окликнул меня Анджел. Сын тоже переживает. Он знает о том, что меня мучит жажда. И мы оба ждем, чтоб гости занялись моей женой или уединились бы в разных уголках сада. Только бы я смог покинуть особняк хоть на час, незаметно для всех ускользнуть и вернуться обратно.
— Пожарь овощи. Томаты на редкость удачно выходят на гриле. А мясо сдвинь в сторону, Анджел. И там, в небольшом ящичке, я поставил грибы. О! Это будет особое блюдо.
Из дому выскочил управляющий, окинул сад въедливым взглядом, заметил меня, бегом спустился по ступеням, бросился было к жаровне, но смог успокоится и перешёл на шаг. Ему-то что от меня нужно? Торопится, дышит довольно часто, на щеках проступил румянец. Так? Уж не скандал ли намечается? Это будет мне на руку или наоборот?
— Господин! Ваша жена и этот раб! Они ведут себя совершенно неподобающе! — головы всех дам тут же повернулись ко мне.
— Что именно стряслось, говори толком.
— Они уединились в каморке, затем госпожа принесла еду. И этот раб! — управляющий начал задыхаться от возмущения.
— И что же он сделал? — с тоской в голосе спросил я.
Вот совсем не к месту мне сейчас быть в центре внимания. Я бы вообще предпочел оказаться в тени. И дом-то купил на богатой улице, почти на отшибе, по соседству с вурдалаком! Специально выбирал такой! Думал, хоть здесь люди не привыкли ходить в гости друг к другу. Но нет, кажется, человеческое любопытство бессмертно. Его даже золото не способно истребить. Спроси я у любой из кумушек, сколько драгоценных камней она держит в доме — та не испугается, достанет все свои сундуки и часа три с большим упоением будет рассказывать о каждой вещи.
— Он сидит за вашим письменным столом и ест из тарелки! Из вашей фарфоровой тарелки с узором! Деликатесные блюда! Нарядила его в вашу одежду! Усадила прямо напротив…