Возможно, после наших разговоров о поисках любви Софи таким образом напоминала, что я не должна упускать шанс?
Полковник немедленно склонился ближе ко мне.
– Вы интригуете меня, мадам. Вы определенно обладаете je ne sais quoi [99], что вызывает во мне желание разоблачить вас.
Мои брови высоко взлетели:
– Это дерзость, сэр.
Полковник засмеялся.
– О, я не то имел в виду. – Он сделал паузу. – Но если говорить откровенно, то мне и этого тоже хотелось бы.
– Тогда скажите, что именно вы имели в виду, – я глянула на Софи, обнимавшую американского солдата, который играл в дартс.
– Думаю, мадам, в вас таится нечто большее, чем можно увидеть с первого взгляда.
Я снова посмотрела на полковника.
– А что можно увидеть с первого взгляда?
– Помимо того, что вы красивая женщина? Судя по манере одеваться, у вас безукоризненное чувство стиля. Но, возможно, порой не хватает средств, чтобы по-настоящему раскрыть свой потенциал.
А он не такой уж любезный, как мне казалось.
– Значит, по-вашему, я бедна и плохо одеваюсь?
– Вовсе нет.
Я поставила бокал с коктейлем.
– Извините, полковник, но я вижу кое-кого (на самом деле все равно кого), с кем хотела бы поговорить.
Он коснулся моей руки, лежавшей на коленях.
– Нэнси, льстить легко – этому может научиться любой. А вот искренность дается труднее, не так ли?
Я замерла от столь неожиданного ответа. Мне думалось, что этот бабник, слухи о котором ходили по Лондону, – пустой человек. Но такая откровенность меня заинтриговала; выходит, помимо французского акцента, безупречного английского и самоуверенности, в нем есть глубина, которая затронула какие-то струны внутри меня. Мне также понравилось, как он произнес мое имя – оно прозвучало словно название французского города Нанси.
– Вы правы, Гастон, – ответила я. – Но искренность не должна быть жестокой или оскорбительной.
– Вы заставляете меня нервничать, – признался он. – Это не оправдание, а объяснение.
– Так это я заставляю вас нервничать? – я рассмеялась так громко, что привлекла к себе внимание окружающих.
– Вы считаете это смешным, но, уверяю вас, я абсолютно серьезен.
– Продолжайте. – Я подняла свой бокал и откинулась на спинку кресла, давая понять, что готова выслушать его и не собираюсь сбежать.
– Я восхищаюсь не только вашей красотой, мадам. В вас есть целеустремленность и жизненная сила. Вы веселы и одновременно серьезны. Вы многолики – можно сказать, существует множество Нэнси. Днем вы болтаете с мужчинами, которые пьют бренди, развалившись в креслах в книжном магазине, и продаете им книги по завышенной цене. Но потом вы мчитесь обслуживать посетителей в столовой и тушить пожары. В отличие от большинства тех, кого вы привлекаете, вы стремитесь быть полезной. Вносить свою лепту, как вы говорите. Думаю, многие вас недооценивали годами. И мне кажется, они не знакомы с настоящей Нэнси.
Я едва знала этого человека – разве что скрестила шпаги в флирте. И как же ему удалось так быстро меня вычислить? Он прав: я вовсе не открытая книга. Почти никто не знаком с настоящей Нэнси. Люди не заглядывали дальше обложки, не листали страницы.
– Многих привлекает мой социальный статус и фамилия моей семьи.
Я слегка покривила душой, но мне хотелось проверить полковника: когда я шпионила за французами, они, вполне вероятно, шпионили за мной. Нужно убедиться, что полковник этим не занимался. По крайней мере, пусть поймет, что я не дура.
– Ваша семья… Она интересна. И простите, если снова оскорблю вас, но в некоторых кругах семейство Митфорд печально известно. Но вы – не одна из них. И ни с кем из них я не хотел бы танцевать…
– Вы приглашаете меня на танец?
– Oui, – он встал.
Я посмотрела на его протянутую руку, затем поднялась и приняла ее. Если Гастон понял, что я многолика, и, как он выразился, существует множество Нэнси, то и мне следовало бы предположить в нем многогранность. Он явно содержал в себе больше, чем видели все остальные, и не заслуживал поверхностных оценок. Словом, я была заинтригована.
Когда он вывел меня на танцпол и закружил в танце, я разволновалась и, как ни странно, ощутила умиротворение. Одна его рука сжимала мою, вторая лежала у меня на талии. Он не самый красивый мужчина – с рябыми щеками и дурацкими усиками, – но в том, как он держал меня, чувствовалась пленительная сила.
Взглянув в светлые глаза Гастона, я увидела не мужчину, желающего затащить меня в постель, а душу, соприкоснувшуюся с моей. Он рассмотрел меня – такую, какая я есть, – и очень верно описал. Мы двигались в танце, и я вдруг ощутила желание, а главное – то, что оно взаимно. Я сомневалась, что готова снова пойти по этой дороге… но хотела бы это выяснить.
Поэтому я не села в такси с Софи, а позволила Гастону проводить меня пешком до дома, полагаясь на темноту, скрывающую нас от любопытных глаз. Я надеялась, что за долгую прогулку сумею разобраться в своих чувствах.
– Я не приглашу вас в свой дом, – предупредила я, когда мы вышли на улицу. Холод вынудил меня плотнее запахнуть пальто; мое дыхание вырывалось наружу крошечными белыми облачками.
– Я этого и не ожидаю, – он выглядел серьезным. – Расскажите мне какую-нибудь историю, Нэнси.
Первое, что пришло в голову, – это моя фантазия о Диане, Мосли, Марке…
– Рассказать вам историю о «Двух леди с Итон-сквер»?
– Это подлинная история? – спросил Гастон. – Я живу на Итон-сквер.
Я рассмеялась:
– Нет, она вымышленная.
– Non, non, ma chérie, – взмолился он. – Расскажите мне подлинную историю.
Мы уже прошли полпути до дома. Начал падать снег, укрывая руины разбомбленных зданий белым одеялом.
– Может, взять такси на оставшуюся часть дороги? – предложил Гастон.
– О нет, я люблю снег. – Я прикрыла глаза и обратила лицо к небу. Холодная снежинка упала на щеку.
– О, Нэнси! – вырвалось у Гастона. – Как я хочу поцеловать вас!
Я медленно открыла глаза.
– Но вы не должны, – возразила я с улыбкой.
– Я хочу поцеловать вас.
– Однако не сделаете этого. Вы же просили рассказать историю, – я взяла его под руку. – Подлинную историю. – У меня скопилось много печальных историй из прошлого. Но я пока не была готова доверить их другому. Поэтому начала с невинной. – Я расскажу вам о случае из своего детства: тогда пошел снег и пропал наш лабрадор…
Я потчевала Гастона одной детской историей за другой, а он смеялся и просил еще, пока наконец в темноте перед нами не вырос мой дом. Пришло время пожелать друг другу спокойной ночи.
– Позвольте мне