Я не стала говорить о том, что видела и самого маркиза — побоялась, что покраснею от стыда и от злости, если снова вспомню подробности нашей встречи.
— Карета его светлости? — переспросила мадемуазель Мишель. - Ах, вы, наверно, видели его старую карету. Теперь ей пользуется кто угодно, только не сам маркиз. А вчера как раз в город за подарками ездил Даниэль Томази.
Даниэль Томази??? Значит, мужчина, с которым я вчера столкнулась, - не маркиз! Я издала вздох облегчения, который мои собеседницы приняли за проявление интереса.
— Очень милый молодой человек! — похвалила его мадам Преваль. - И всегда такой вежливый! Никогда не слыхала от него грубого слова.
— Он- родственник маркиза? — полюбопытствовала я. — Или кто-то из слуг?
Женщины переглянулись, словно решая, кому из них следует ответить на мои вопросы, и это право моя хозяйка уступила гостье.
— Он и не родственник, и не слуга, мадемуазель, — огорошила меня мадемуазель Мишель. — Его матушка - Каринн Томази — была гувернанткой нашего маркиза, когда тот был еще мальчиком. А матушка самого маркиза скончалась, когда тому было всего пять лет, и с тех пор мадам Томази фактически заменила ее его светлости. Герцог Лефевр, хоть, может, и не стоит это говорить, никогда примерным семьянином не был и особо о сыне не заботился. А мадам Томази — напротив — всю себя посвятила сиротке. Позднее она вышла замуж за секретаря герцога и обзавелась собственным сыном, но осталась в поместье, чтобы не бросать малютку-маркиза, а когда маркиз вырос и переехал сюда, он привез в наш замок и мадам Томази с Даниэлем. Теперь она, вроде как, присматривает за всеми слугами.
— Домоправлительница? - уточнила я.
— Ох, мадемуазель, — рассмеялась Мишель, — по сути так оно и есть, но не вздумайте сказать такое при нашем дворецком месье Барруа! Он-то уж сильно сердится, что она в замке живет. Он же до ее приезда себя тут чуть не хозяином мнил, слуги каждого его слова слушаются. А ей он, вроде как, приказывать-то не может, вот и не знает, как себя с ней вести. И не хозяйка она для него, и не прислуга. А вот Даниэля даже Барруа обожает. Более мягкого и добросердечного человека, поди, и не сыскать. Вот кабы он за вас, мадемуазель, слово замолвил, так, может, и получилось бы чего.
После двухчасового сидения за одним столом она уже воспринимала меня как старую знакомую и была полна желания посодействовать мне в устройстве на работу, совершенно позабыв о том, что еще недавно решительно противилась этому.
А я ругала себя за то, что накануне так позорно сбежала от Даниэля Томази, даже не удосужившись с ним познакомиться. А ведь он предлагал напоить меня чаем! Но исправить этого было уже нельзя.
10.
Ярмарка еще не началась, но на площади перед Ратушей уже раскинулись длинные ряды лавок и палаток, и в некоторых из них уже вовсю шла торговля. И как только мадам Преваль услыхала, что в Монтерси прибыли продавцы восточных специй, то, прихватив большую корзину, устремилась за нужным товаром. Я вызвалась ей помочь.
— Неплохо бы прикупить корицы, кардамона, имбиря, — перечисляла она, пока мы добирались до нужной палатки. — Специи к нам привозят редко. Не купишь на ярмарке, считай, в столице заказывать нужно — а это обойдется втридорога. А какие же пироги без ванили или аниса?
Мы купили многое из того, что ей было нужно — корзину мадам отправила домой с сыном, а сама остановилась поболтать со встреченными в торговых рядах знакомыми. Я же отправилась в магазинчик, где продавались книги и писчие принадлежности. Магазинчик был маленький, и за единственным прилавком в нём сидел продавец — такой же старый, как и некоторые стоявшие в витрине книги.
— Чего изволите, мадемуазель? — мужчина поднялся и пригладил седые волосы. —Быть может, журнал мод? Только-только из столицы. Или самые популярные романы этого сезона? А может, бумагу для письма с ароматом лаванды?
Я взяла бумагу, но простую (я не привыкла разбрасываться деньгами), каштановые чернила и несколько отточенных гусиных перьев. А вот выбрать книгу оказалось трудней. Ни похождения благородного рыцаря Астора, ни история прекрасной баронессы Ребекки меня ничуть не заинтересовали — всю эту романтическую чушь я не могла читать после гибели Габи.
— Не советовал бы вам брать ни то, ни другое, — услышала я чей-то голос за спиной.
Обернулась и ахнула — лиловые глаза, черно-серые, будто пепельные завитки волос. Это был тот самый молодой человек!
Я так увлекалась изучением книжек, что даже не заметила, как он вошел в магазин.
А теперь мы смутились оба.
— Кажется, я снова вас напугал.
Я торопливо заплатила за покупки и вышла на улицу — двум покупателям в магазинчике было тесно. Но месье (как его там, кажется, Томази?) выскочил вслед за мной.
— Мадемуазель, простите, я вовсе не хотел вам мешать. Право же, мне так неловко!
Я всего лишь хотел остеречь вам от покупки дешевого чтива.
Книги стоили отнюдь не дешево, но я поняла, о чём он говорил. И остановилась поблагодарить его за заботу. К тому же, если он чувствовал себя виноватым, то этим нужно было воспользоваться, как бы ужасно это ни звучало.
— О, нет, вам вовсе не за что извиняться! — сказала я и улыбнулась. — Я искренне вам признательна. Тем более, что эти книги мне и самой не пришлись по душе.
Мы медленно побрели по площади вдоль еще полупустых торговых рядов.
Молодой человек подстраивался под мой шаг, и это было почти трогательно.
— Надеюсь, вы доставили подарки домой в целости и сохранности? — спросила я. —Мне было бы жаль, если бы моя невнимательность лишила вас возможности порадовать кого-то из близких.
— О, прошу вас, не беспокойтесь! — воскликнул он. — Куда больше я волновался о том, что завязал с вами разговор, не будучи вам представленным — должно быть, вы решили, что у меня дурные манеры. Если позволите, я хотел бы исправить ошибку, — он остановился и церемонно поклонился. — Даниэль Томази.
Я тоже решила проявить благовоспитанность и присела в легком реверансе.
— Айрис Мюссон. И вам совершенно не за что извиняться, сударь. Это не вы, а я повела себя дурно — сначала едва