Я воззрилась Набилю в глаза, не зная, как поступить? Что сказать ему? Кем представить Сашу? Любовником, кем он и был теперь? Или оставить легенду, что он — мой кузен?
— Ты не говорила, что он… непростой человек, — подчёркнуто витиевато обозначил Набиль.
— А… это что-то бы изменило? Заставило бы тебя относиться ко мне более уважительно?
— Я всегда уважительно относился к тебе, Элен.
— Оставив в статусе нелегальной любовницы?
— Для меня ты была женой!
— Хорошо, что ты уже оговариваешь эту проблему — для тебя! Только для тебя я ею и была, возможно, но больше ни для кого: ни для закона, ни для Бога, ни для общества!
Набиль поджал губы, выслушивая мою суровую отповедь. Я вывалила на него ещё несколько нелицеприятных замечаний, чуть не сорвалась на оскорбления, но сама себя остановила, туша эмоции. Они ведь улеглись за полгода, зачем я позволяю им оживать? Я даже не злилась на Набиля все эти месяцы, постепенно забывая, но стоило встреться, стоило заговорить — и вот опять!
— Я не рада тебе, — притихнув, закончила я. Надеялась, что прозвучало убедительно.
— Что мне сделать, чтобы вновь стать для тебя тем родным и близким, каким был раньше?
— Вряд ли что-то поможет.
— А если я разведусь с Асмой? — выдал он и, видя, что сокрушил меня этим заявлением и выбил совершенно из колеи, плавно поднялся со стула и подошёл ко мне почти впритык. Посмотрел сверху вниз: — Что ты скажешь, если я разведусь с женой?
Глава 4
— Что это очередная ложь, — выпалила я, — ты никогда на это не пойдёшь!
— А если пойду?
Я опомнилась:
— Мне это не нужно! Поздно, понимаешь? Слишком поздно! — смотреть в его обжигающие глаза так близко было опасно, поэтому я повернулась к нему спиной.
— Ничего не бывает слишком поздно, если двое любят друг друга…
— Я не люблю тебя больше!
— Ты злишься, и да — справедливо, я был неправ, я раскаиваюсь, что ещё ты хочешь услышать от меня?
— Ничего! Я хотела от тебя всего этого тогда, а теперь мне ничего не нужно!
— Элен…
— Прекрати!
Но Набиль обнял меня, так что я вздрогнула и сразу же вцепилась в его руки, стараясь с себя их убрать. Не получалось. Он прижал меня к своей груди и, наклонившись, зашептал на ухо:
— Стоило мне опять тебя увидеть, как я вспомнил все наши ночи, всё, что было, тебя на простынях, распластанную подо мной, такую сладкую, страстную и мою…
— Замолчи, Набиль, я-то это всё забыла! — вывернувшись, я только сделала хуже, оказавшись к нему лицом, и он попытался поцеловать меня в губы. Я отворачивала лицо то в одну сторону, то в другую, но Набиль тогда касался щёк и уголка рта, заводясь совсем как раньше, неудержимо, горячо, желая сделать своей ту, которую захотел. Незамедлительно, без отговорок, не слушая ничего.
Я не могла изменить Саше, почувствовать себя предательницей. Если бы Набиль даже силой овладел мною сейчас, я бы винила во всём себя, ведь зачем-то впустила его, зачем-то позволила ему быть здесь! Зная, что силой не смогу победить, я осмелилась и проговорила заветное:
— Саша мне не кузен!
Набиль остановился, но не от смысла слов, а от непонимания. Он попытался вдуматься, чтобы осознать — что я подразумеваю? Держа моё лицо в своих ладонях, он выпрямился и воззрился глаза в глаза:
— Саша?
— Тот, с кем я живу сейчас. Он мне не брат.
— Что ты имеешь в виду?.. — чёрные очи Набиля сощурились.
— Что мы не родственники. Он — мой мужчина.
Потребовалось несколько долгих мгновений, чтобы Набиль осознал сказанное. Отшатнулся, отпустив меня, расширил глаза пуще прежнего. Для него это было ударом под дых. Не ожидал? Думал, что такого как он невозможно никем заменить? Что после него невозможно завести другого мужчину?
— То есть… тогда, в Париже… ты тоже была с ним?
— Я не была с ним! Он был моим знакомым, а теперь — мы вместе.
— Зачем же ты солгала, назвав его братом?!
Хороший вопрос. Но сейчас ответ на него лёгок: я хотела тогда быть с тобой, Набиль, и боялась, что если ты заподозришь во мне ветреность и измену, то бросишь, уедешь, покинешь навсегда. Если бы я знала, что ты сам тот ещё изменщик, с удовольствием бы устраивала спектакли тебе назло!
— А что бы ты подумал, если бы я сказала, что имею знакомого, который пьяный приволакивается к моему подъеду?
— То же, что думаю и сейчас! — кулаки Набиля сжались, желваки заходили: — Что ты не была такой наивной, какой прикидывалась!
— Ты был у меня первым, и ты это знаешь! Если ты об этом…
— Или ты и это подстроила?
Весь с головой в грехах и лжи, Набиль так любил найти в ком-нибудь малейшую червоточинку и начать ковырять, лишь бы постараться нейтрализовать свои проступки, выглядеть лучше не благодаря собственным достоинствам, а чьим-нибудь недостаткам. Я уже наелась этого в Марокко, поэтому всплеснула руками:
— Думаешь, я стану оправдываться и искать доказательства чего-то? Перед тобой? Не хочешь — не верь! Уходи, до свидания! Да, хорошо, я не была девственницей и спала со всеми подряд, и ребёнок не твой, если ты ещё не понял!
Он умолк. Задумался. Хоть что-нибудь заставит его уйти, потерять надежду вернуть меня назад?
— Ты специально это говоришь? Что он не твой брат? Чтобы заставить меня разозлиться и уйти…
Как же смешны люди, привыкшие врать! Судят всех по себе, поэтому не в состоянии поверить никому другому. Это чуть не вызвало у меня истерические смешки.
— А просто по моей просьбе ты уйти не можешь?
Моё ли упорство,