— Виталиночка, Вита, Виталя, — никто никогда не сумеет назвать меня так же, как он называл. Ведь только в его исполнении это «Виталя» звучало так нежно и ласково, будто в имени этом, мужском, заключалась вся суть.
Замечаю, что плачу, когда ткань промокает от слёз. Отстраняю футболку, беру себя в руки. Ложусь на постель, закрываю глаза. Здесь чужое мне всё! Каждый угол и каждая мелочь. Здесь нет ничего, что способно напомнить о нас. Когда-то, когда Богачёв меня бросил, я приходила сюда и подолгу рыдала в стенах одинокой квартиры. Потому, что любая деталь напоминала Никиту. А Костика нет в этих стенах! И я здесь одна.
Невзирая на соло рыдающей в голос души, мой мозг принимается жадно искать совпадения. Тут же находит! Выудив редкий момент из моей запорошенной инием памяти...
Как-то раз вечеринка закончилась раньше обычного. Мила уже обольщала Дымцова. Они ушли вместе. А Толик увёл свою Ниночку «спать». В квартире остались лишь я и Шумилов. А ещё — артефакты застолья. Бутылки, пивные и винные, посуда с остатками всякой еды.
Подцепив колбасу, что уже слегка заветрелась, Костя изрёк:
— Варварские времена, когда колбасу делали из животных, миновали.
— А из чего она, по-твоему, сделана? — уточнила я, сгребая остатки колбаски в контейнер и ставя его в холодильник.
— Из сои, наверное, — выдохнул он.
— Ну, и пускай! Зато вкусно, — ответила я.
— Эх, Дольская, — хмыкнул Шумилов, — Это и есть твой девиз по жизни? Ну, и пускай! Зато вкусно.
Я повернулась, держа в руке ножик. И уставилась на него удивлённо:
— Ты на что намекаешь?
Костик, шутя, покосился на нож:
— Так, женщина с ножом! Я беру свои слова обратно.
— Бери! — пригрозила я, — А иначе отрежу тебе самое важное.
— Тогда бей прямо в сердце, — задрал он футболку.
— Дурак! — упрекнула его, стараясь не видеть, как тянется узкой дорожкой растительность вниз, от груди к животу.
Я перемыла тарелки, поставила их друг на друга. Полотенце с зайчонком повесила рядом на острый крючок.
— Повезёт же кому-то, — услышала сзади. И даже слегка испугалась!
— Шумилов! Я думала, ты ушёл.
А Костик ещё не ушёл, он стоял, наблюдая за мною. По струнке, прижавшись затылком к стене.
— Ты хочешь, чтобы я ушёл? — произнёс он, — Попроси, я уйду!
— Не хочу, — отозвалась, — Я собираюсь с ночёвкой остаться. Поздновато уже возвращаться домой, мама спит.
— Жаль, а я так хотел проводить, — поджал губы Шумилов.
— Так и ты оставайся! — пожала плечами, не чувствуя в этом какой-то подвох, — Вон, на диване ложись. Там, правда, Толик пиво разлил. А хочешь, подвинусь? Кровать-то большая.
— Кровать, — хмыкнул Костик. О чём он подумал? О том, что на этой кровати спал он? Богачёв.
— В общем, как хочешь! — махнула рукой, и ушла в ванну, совершать подготовку ко сну.
Когда я вернулась, то Костя лежал на диване, в гостиной. Его длинные ноги с трудом умещались, и он поджимал их. А вместо подушки использовал кофту. Причём, не свою, а мою.
— Шумилов, ты прямо как бедный родственник, — рассмеялась, войдя, — Идём на кровать?
— Не пойду, мне и тут хорошо, — буркнул он.
— Ну, какой ты упёртый! — вздохнула и сама ушла в спальню.
Верхний свет погасили, остался ночник, что горел в коридоре. Когда ночевала одна, я всегда зажигала его. Отчего-то боялась спать в тёмной квартире!
— Вит, ты спишь? — тихо окликнул Шумилов.
Я вздрогнула, словно забыла о нём:
— Нет! — бросила коротко.
— В этом доме, наверное, есть привидения, — предположил он спокойно.
И замолчал. Я спросила, задумавшись:
— С чего ты решил?
— Ну, — протянул он из зала, — Столько людей здесь жило. Наверняка же здесь кто-нибудь умер?
— Прекрати! — я укуталась в плед. По спине пробежал холодок. Мне даже как будто привиделось, что в углу, рядом с тяжёлой гардиной, стоит чья-то тень.
— Ууууу, — подлил масла в огонь мой болтливый товарищ.
— Кость! — прикрикнула я.
Но уснуть не смогла. И уже через полчаса сама позвала его:
— Костя, ты спишь?
— Нет, — сонно ответил Шумилов, — А что?
— Кость, мне страшно, — пожалилась я.
Шумилова долго убалтывать не пришлось. Он сонно прошаркал из зала к постели, где я уже подвигалась, давая ему место возле стены. А ему только этого было и надо! Проснулись в обнимку. Я, помню, подумала с неким стыдом, что сказал бы Никита, узнай он, что я сплю на этой постели с другим...
Меня клонит в сон. Сквозь дурман наплывающих сумерек вижу в углу, возле длинной гардины, какую-то тёмную тень. Открываю глаза! В Питере трудно уснуть, если нет ночных штор. Но сейчас, даже при таком освещении, даже при близости белых ночей, мне одной неуютно и страшно.
В этом старом обшарпанном здании, где, наверное, встретили смерть много разных людей. Оно исторически ценное. Хотя, власти никак не желают его довести до ума! Но для меня его ценность в другом. В голосах, что звучат до сих пор. В той затерянной важности чувств, которые я ощущала на этой постели с Никитой.
Вот только не о Никите, не о нём я сейчас вспоминаю. О Косте. И жалею о том, что его не окликнуть теперь. Не позвать.
— Кость, мне страшно, — шепчу в тишину. А она отзывается грустным молчанием.
Глава 10. Костя
С утра поливаю «разбитое сердце». Кажется, ему у меня на столе очень нравится. Ещё несколько алых сердечек раскрыло свои лепестки. Думаю, может быть, мне вручить его родителям? В качестве дополнения к подарку на их годовщину. Но тут же в себя прихожу.
«Серьёзно? Разбитое сердце», — вот уж как символично. Но только в обратную сторону. Они-то как раз живут долго и счастливо. И, надеюсь, умрут в один день. Нет, я снова не то говорю! Не надеюсь, конечно. Просто... Каждый из них без другого не сможет. Как и я не могу без Витали. А она без меня?
Набираю ей сообщение, в который уж раз проверяю социальную сеть. Статус «замужем» не убрала, а значит, пока не готова расстаться с ним, расстаться со мной. Развод? Ишь чего захотела! Ты сначала его получи. Если думаешь, будет так просто, то ты глубоко заблуждаешься, милая.
Решив сделать ревизию холодильника, я замечаю, что запасов готовой еды не так уж и много. Капустин уже тут как