И дался мне этот фартук? Будь она голой, мне было бы легче? Вернувшись в квартиру, я зажигаю ночник, расстилаю постель. Но не тороплюсь окунуться в неё. Сегодня в супермаркете мне дали чек, на котором нашла промокод на подписку. Месяц бесплатного видео: фильмы, сериалы. Почему бы и нет?
Ввожу цифры в поле. И получаю неограниченный доступ к контенту. Смотри, не хочу! Выбираю какое-то чёрно-белое видео. На нём мужчина и женщина. Начинаю смотреть, без особой надежды. Но в процессе вникаю в сюжет, проникаюсь им так, что в груди нарывает. Когда героиня поёт на каком-то другом языке, так похожем на русский, я как будто всё понимаю. Каждое слово внутри отзывается эхом:
— Два сердушка, чтырэ очи,
Ой-ёй-ёй…
Цу плакали вы днев ноцы
Ой-ёй-ёй…
Кзарнэ очка цу плачече,
Же дни споткач не можече,
Же дни споткач не можече,
Ой-ёй-ёй…
(Два сердечка, четыре глаза
Ой-ёй-ёй…
Которые плакали днём и ночью,
Ой-ёй-ёй…
Чёрные глазки, почему вы плачете?
Что не можете встретиться,
Что не можете встретиться). Фильм о любви. О такой, которой не суждено сбыться. Они так любят друг друга! Им предначертано быть вместе. Но их разлучает политика. И каждый живёт на своей стороне, в своей робкой мечте о любви. А она ускользает…
К концу чёрно-белого фильма я плачу так сильно, что нет сил сдержать эту боль. Позволяю себе не быть сдержанной! Хватит! Устала.
Капустин глядит удивлённо. Он никогда не видел, как плачет хозяйка. Наверное, думает, я заболела? В каком-то смысле, оно так и есть.
Звонок в дверь вырывает меня из страданий по судьбам героев. Я, встрепенувшись, иду в коридор. Что, если это — Шумилов? Мой разум мгновенно рисует картину, где он, с букетом цветов, признаётся в любви. Если так, я прощу! Я поверю. На этот раз точно поверю в то, что она не нужна ему. В то, что я ему много дороже…
Пускай, это будет Шумилов! Но это не он. Лишь приоткрыв щель, которая служит глазком, понимаю, что это Никита. Аромат его горькой туалетной воды, вперемешку с густым табаком, проникает в коварную прорезь. Я прижимаюсь к двери. Открыть, не открыть? Не могу не открыть! Он ведь знает, я здесь. Да и… Он пострадал ни за что! И розы его до сих пор стоят в моей вазе.
Налегаю на дверь, открываю. Снаружи Никита, с букетом в руках. Снова розы, на этот раз белые. Стебельки крепко связаны лентой.
— Прости, что я без звонка, — говорит виновато.
Я слегка улыбаюсь. Наверное, слёзы в глазах ещё не высохли, и он видит. По взгляду заметно, как он напрягается:
— Что-то случилось?
— Да нет, — я машу рукой, — Фильм смотрела слезливый.
— Ну, что же ты так? Из-за фильма, — произносит с упрёком.
Впускаю его, принимаю букет.
— Спасибо, — смотрю на головки цветков. Окунаю нос в ближний бутон. Запах роз пробуждает былое…
— Ты… одна? — вопрошает опасливо.
— Да! — отзываюсь, — Одна, проходи.
Наверно, боится Шумилова? Боится, что тот караулит за дверью и кинется, стоит ему переступить мой порог.
Тут из зала встречать выбегает Капустин. С задорным лаем, он машет хвостом. Богачёв замирает:
— Это твой пёс?
В голове возникает его позабытая фобия. Боже, а я и забыла! Да ведь он же боится собак! С тех пор, как, будучи маленьким, получил от одной из них очень болезненный урок. До сих пор на плече у него рваный шрам. Я любила его изучать, целовать. Говорила, что шрам украшает мужчину…
— Это Капустин! Он не кусается, — спешу объяснить.
Тот, очевидно, увидев в нём друга, простодушно подходит, ставит лапы на туфли Никиты. И глядит на него снизу вверх.
Никита стоит неподвижно. Словно, стоит ему шелохнуться, как мой корги набросится и растерзает его в пух и прах!
— Не бойся! Он добрый! — смеясь, я сажусь рядом с питомцем на корточки. Чешу его рыжую спинку, целую его розовеющий нос.
— Я н-не знал, что у тебя есть собака, — произносит Никита.
О, как он забавен сейчас! Я с трудом держу в себе смех.
— Такой большой мальчик боится собак? — говорю, глядя, вместе с Капустиным, снизу вверх.
Богачёв возражает:
— Я вообще ничего не боюсь!
— Ну, да! Так я и поверила, — я встаю в полный рост, — Проходи, разувайся!
Оставляю его наедине с Капустиным. Сама же иду на кухню, чтобы найти ещё одну вазу. Но вазы нет. Приходится приспособить под розы трёхлитровую банку и опереть их о стену. Уж слишком большие!
Когда возвращаюсь в прихожую, вижу… Никита всё также стоит, глядя вниз. А Капустин зазывно топорщит огромные уши и ждёт, что его погладят. Привык к восхищению! К ласке. А тут…
— Ну, Никииит, — я тяну нараспев его имя. Сгибаюсь, рукой подхватив рыжеватое пузо питомца. И, держа на весу, призываю Никиту погладить его, — Ну, смотри какой он милый! Ты ему нравишься! Да, моя рыжая морда?
Тереблю пса за ухо:
— Потрогай! Потрогай его! Ну, же!
— Я… можно, не буду? — Никита поспешно снимает обувку. Носки его туфель начищены, как и тогда.
— Ну, что ты, как девчонка, честное слово? — беру «на слабо».
Богачёв выдыхает. Глаза его гневно темнеют, а брови сдвигаются.
— Ну, же! Погладь! — я сую ему пса.
Он так боязливо, опасливо тянет ладонь, что я прыскаю со смеху. Капустин, едва он касается, рвётся из рук. И в попытке лизнуть задевает его языком.
— Ох! — Никита поспешно суёт свою руку в карман. Наверно, мурашки по коже? А мне так смешно!
— Ну, вот! Первый контакт налажен, — произношу, опускаю Капустина на пол. Тот трусит на кухню, опережая нас. Утыкается в миску и ест.
А Никита, войдя, продолжает стоять у дверей. Словно вот-вот сбежит.
— Чай, кофе? Или что-то покрепче? У меня есть Сангрия, — вспоминаю остатки вина в холодильнике.
— А! — оживает Никита, — Ведь я и забыл!
Он, метнувшись в прихожую, щёлкает дверью. Входной. Я на какой-то короткий момент, пока его нет, представляю, что он и вправду сбежал. Вот так, испугавшись собаки?
Но Богачёв возвращается с маленьким белым пакетом. На нём вижу надпись. Вино Шардоне! Ну, конечно, уж кто бы сомневался?
На столе появляется два винных бокала. Конфеты, которые он достаёт из пакета.
— Ты так предсказуем! — смеюсь, изучая Ферреро Роше.
— Серьёзно? — он хмурится, вроде с обидой.
— Ну, это не плохо, — спешу убедить.
Мы пьём, не озвучив ни тостов, ни каких-то особенных слов. Будто сами знаем, что фраза: «За нас», или «За встречу», прозвучит неуместно сейчас. Третий