Так закончил свое существование хитрец Макс, негодяй Стас…
***
Разумеется, Ивар не повез колье королю.
Хотя, разумеется, это был бы блестящий подарок!
Он ни минуты не сомневался в том, как распорядиться этим сокровищем.
Он хотел вернуть колье законной хозяйке — той, которой это колье было когда-то подарено его братом.
То есть, мне.
А я…
Признаться, с тех пор, как узнала, в чьем доме живу, я ждала Ивара.
Не признаваясь самой себе в этом, подсознательно его ждала.
Хотела, чтоб он увидел вернувшиеся на свои законные места гербы.
Хотела сказать ему спасибо.
И просто побыть рядом. Хотя б просто помолчать.
Поэтому, когда мне передали весть о его визите, я поспешила к нему навстречу с внезапно сильно забившимся сердцем.
Ивар стоял в холле. Я даже засмеялась от своей недогадливости, потому что сейчас четко увидела, что он был словно часть этого дома.
— Доброго дня, ваша светлость, — я склонилась перед ним в реверансе.
Его разноцветные глаза так и бегали.
Он был пойман с поличным.
Он заметил и отмытый портрет, и свои гербы, которые теперь красовались над каждой дверью.
И он не знал, что я ему скажу за раскрытый обман.
Не знал, как я приму — и приму ли? — его дар. Его дом.
Теперь-то я была богата настолько, что могла позволить себе любой дом.
— Благодарю вас, ваша светлость, — произнесла я, заметив его метания.
И снова склонила перед ним голову.
— Ваша деликатная помощь и поддержка очень мне помогли, — продолжила я, осмелившись поднять взгляд. — Это…
Мой голос дрогнул, и я перевела дух прежде, чем продолжить.
— Это намного больше, чем для меня сделал кто-либо еще. Я обязательно верну вам долг… Могу вернуть и дом. Он — ваше родовое гнездо…
— Я не приму денег, — грубовато перебил меня Ивар. — Сделка состоялась. И обратного хода нет. Хозяйкой его значитесь вы.
— Я благодарна вам, — с теплом ответила я.
— Не стоит благодарностей, — ответил Ивар сухо. — Это мой долг — заботиться о вас.
— Долг? — удивилась я.
— Мой брат, Натан, герцог Ла Форс, мертв, — выпалил Ивар. — Ваш ребенок — это последний из нашего рода. И я должен опекать его. Разумеется, я сделаю его своим наследником, когда он родится и вырастет…
— О, соболезную, — произнесла я. — Сожалею вашей утрате. Но…
Я шагнула к нему и оказалась близко-близко. Практически вплотную, почти касаясь его одежды.
— Но вы можете жениться и завести своих детей, — произнесла я вкрадчиво и тихо.
— Нет, нет!
Ивар даже зажмурился и отчаянно замотал головой.
— Вы же знаете, — забормотал он, растеряв всю свою холодность, — вы же видели…
Произнести он не смог.
Зато сорвать перчатку с руки — да.
— Не должно рождаться уродов с… этим, — выдохнул он, демонстрируя мне чешую.
Он краснел и бледнел, наблюдая за моей реакцией.
Вот, значит, почему он перчатки не снимал. Ну, это все объясняет…
— Пятно на теле — это такая мелочь, в сравнении с благородством души, — заметила я, проведя по темной чешуе пальцем.
Ивар поспешно отнял у меня руку, спрятал ее за спину, словно мои слова обожгли его.
— О, нет! Нет! — прошептал он, отступая от меня. Взгляд его был исступленный и безумный, словно он не верил в то, что я не оттолкнула его за уродство. — Я слишком привык жить с клеймом урода! И я не благороден, нет! Я урод, насквозь прогнивший мерзавец! Спросите-ка тех, кто имел несчастье со мной познакомиться поближе!
— Мне плевать, что они скажут, — отчаянно и твердо ответила я, упрямо делая шаг Ивару навстречу снова. — Я знаю вас, как милосердного и доброго человека. И на мой взгляд, вы заслуживаете счастья как никто иной.
— О моем милосердии ваш братец послушал бы с большим интересом, — усмехнулся Ивар и протянул мне руку.
В его ладони красными каплями крови сверкнуло рубиновое колье.
— Он больше не потревожит вас, — произнес Ивар, вкладывая колье мне в руки.
— Благодарю, — прошептала я одними губами.
И вдруг безотчетно поймала его пальцы и крепко сжала их.
И он не нашел в себе духа отнять их у меня и лишиться такого желанного прикосновения.
Мы стояли друг напротив друга, взволнованные, порывающиеся сказать друг другу важные и главные слова, и захлебывающиеся своим смущением и волнением.
— А вы изменились, — заметил Ивар, всматриваясь в мое лицо. — Однажды я отпустил, позволил убежать испуганной бледной девчонке. Думал — пропадет мотылек. Но вы выдержали. Выстояли. Вы сражались за свою жизнь и победили, графиня Рубин.
Он снова криво усмехнулся и несмело погладил мои пальцы.
— Из нищенки сделаться графиней Рубин, — задумчиво повторил он мое имя. — На это способны единицы. Если вообще кто-нибудь способен кроме вас.
— С вашей помощью, — сказала я. — Это вы меня спасли. Вы. Сама я не выбралась бы. И вы говорите, что не добры?
— Я увидел беспечного невинного мотылька, попавшего в передрягу, влипшего в такую паутину, какой не заслуживал. Такое чистое создание не должно было погибнуть, растерзанное нашими грязными руками. Я не мог поступить иначе.
— Ваша матушка сделала ставку не на того сына, — заметила я. — Вероятно, задумай она женить на мне вас, у нас бы все сложилось. Она в своей любви к Натану слепа.
— Она тоже мертва.
— О, простите…
Я чуть пожала его руку, и он ответил мне чуть слышным стоном.
— Нам нельзя, — побормотал он, как в мучительном бреду. — Даже думать нельзя о том, что…
— Отчего? — безжалостно спросила я, видя, как он борется с искушением.
— Наши дети, — выдохнул он мучающую его давно мысль. — Мои дети… они будут поражены той же порчей, что и вся моя семья. Что и я. Как Натан и Ида. Рано или поздно их потянет друг к другу, и устоять они не смогут. А значит, наплодят таких же уродов, что и сами. Ваш ребенок… он будет чист. Натан был чист, когда зачал его. И если не будет родной крови рядом в виде соблазнительной самки, ваш сын женится на обычной женщине, и проклятье с рода будет