А что если использовать Вильямса? Тащить на себе бесчувственное тело через весь лагерь — самоубийство. Нужно привести его в чувство — тогда, как вариант. Обыскал его — у него был пистолет в кобуре, а в небольшой нагрудкой разгрузке имелось два запасных магазина и компактный глушитель. Вот это полезная вещь.
Я тут же его снарядил. С таким оружием можно тихо ликвидировать сильно мешающих противников.
Мой взгляд сам собой упал на неподвижное тело Урду, что по-прежнему лежало у письменного стола. Его военная форма, хотя и была частично мокрой от разлившегося виски и капель крови, тем не менее вполне могла сойти для маскировки. А еще я приметил тёмные очки Вильямса, лежащие на деревянном столе. Погода, правда, для солнцезащитных очков совсем не подходящая… Да еще и время близилось к вечеру. Нужно выждать до сумерок и тогда, на закате, выдвигаться. Как раз, может быть, Джон очнется. Все это можно использовать для того, чтобы скрыть свою внешность. Пусть и на время. Но, главный момент пока еще не был определен.
Медленно, но верно, словно картонный пазл, в голове постепенно складывался единственный возможный, само собой безумный, но имеющий реальный шанс план. Впрочем, как всегда. У меня во время импровизации других не бывает — один безумнее другого. А потому они и рабочие.
Решился. Я принялся стаскивать форму с Иванова — тот вроде бы был жив, но пульс прощупывался с трудом. Хорошо же я ему голову разбил бутылкой — вон сколько крови натекло.
Справился, но пришлось повозиться. Она была чуть великовата, но сойдёт. Свои грязные и влажные обноски я выбросил. Облачился достаточно быстро — минут за пять. К счастью, вокруг здания было тихо и спокойно. Ботинки Урду мне были чуточку малы — но я все равно натянул их на ноги. Зашнуровал потуже. Этот предатель уже переобулся в нормальную обувь, явно не советского производства. То же касалось и военной формы. Вероятно, это какой-то пакистанский камуфляж, так сказать, не для всех. Быстро же он все родное отпустил, переодевшись в забугорное.
Взял со стола очки, надевать их пока не стал. Сейчас в этом не было необходимости. На стойке для одежды в углу заметил китель. Этот был типично американского стиля и расцветки — вероятно, принадлежал самому Джону. Там же висела клетчатая черно-белая арафатка и пустой жилет-разгрузка. На кривой тумбочке обнаружилась темно-зеленая кепка — ее туда бросил Урду, когда меня ввели внутрь кабинета.
В итоге, теперь на мне была форма и обувь предателя Иванова, его же кепка. Арафатку я повязал вокруг шеи, а очки нацепил на нос. Не совсем то, что нужно — но в целом, подходит. Один я смогу пройтись по лагерю — подумают, что это Урду. Если ни с кем не разговаривать, то меня не раскроют. Однако помимр меня был еще и Кикоть — его точное местоположение я пока не знал. Еще нужно было помнить про других парней, которые сидели в камерах.
Я направился к стоящим в углу ящикам. Монтировки поблизости не бнашлось, зато имелся нож, который я так же забрал у Вильямса.
Снова посмотрел на Урду. Хм, а может он и не прапорщик вовсе?
Может, перед тем, как его закинули в специальный учебный центр ГРУ, он уже был в звании офицера? Прапорщик это так, легенда. Впрочем, нет. Очень маловероятно проворачивать такие действия, когда группа «Зет» себя еще никак не проявила и репутации толком не набрала. Да и сам Игнатьев сразу бы дал мне понять, что Урду впихнули в группу насильно, без его одобрения.
Стало быть, он испортился и продался уже потом, когда мы хорошо себя проявили на нескольких удачно проведенных операциях. А наперекосяк все пошло как раз перед тем самым заданием, связанным с бункером в Афгане, где производились БОВ. Не зря же меня отправили одного, с минимальной поддержкой в лице Герца. Да и помнится, я сам уже был курсантом в тот момент, отделен от всем группы — возможно в тот период Иванова и переманил генерал-майор Калугин. Контроля-то тогда почти не было, бардак творился.
В одном из ящиков оказались коробки с сухими пайками. Они, были американского производства, но сильно отличались от современных. Уж на них-то я вдоволь насмотрелся за годы службы в Сирии и Ливии. В другом ящике были гранаты. Типичные американские кругляши М-67, которые я также встречал не единожды. Достав несколько штук, я быстро обвязал их найденным здесь же куском гибкой проволоки, превратив в подобие ожерелья. Все это дело надел на шею Вильямсу и зафиксировал под одеждой. Почти незаметно, если не снимать плотный платок, повязанный вокруг шеи.
Вдруг за спиной послышался хриплый стон. Я резко обернулся. Урду, с окровавленным виском и потеками крови, с затуманенным взглядом, медленно поднимался на локте. Его рука уже почти дотянулась к открытому ящику тумбочки, где я ранее видел нож. Лицо Иванова перекошено от злости, боли и ненависти. В его глазах читалась животная, слепая ярость.
— Сука… — просипел он, выхватывая нож.
Он поднялся, неуклюже рванулся ко мне — вероятно подвела плохая координация из-за удара по голове. Я приложил минимум усилий, почти не уворачивался. Подпустив его ближе, я развернулся на каблуках, поймал его вооружённую ножом руку в замок. Затем, используя инерцию его же броска, и с силой швырнул его через бедро. Он тяжело рухнул на пол, с грохотом врезавшись в один из ящиков. Воздух с шумом вырвался из его лёгких, он закашлялся. Нож почти незаметно отлетел куда-то в угол.
Он развернулся, начал подниматься. Времени на раздумья у меня уже и не было. Я выхватил из-за пояса пистолет Вильямса с уже прикрученным глушителем. Почти не целясь, я нажал без раздумий нажал на спуск.
Выстрел в замкнутом пространстве прозвучал как глухой хлопок. Пуля вошла предателю точно в лоб. Его тело вздрогнуло, откинулось на спину и замерло. Окончательно. Предателям — собачья смерть. Обычно, такие люди долго не живут, редко кому удается.
Я тихо выдохнул. Итак, в помещении осталось двое. Один живой, но без сознания, свидетель. Высокопоставленный офицер ЦРУ. Но он мне нужен был только для того, чтобы свалить из лагеря. Доставлять его к нашим я не собирался — этого урода уже один раз отпустили, второго раза не будет. Как только угроза