— Ну что, Максим, — нарушил молчание полковник, глядя на меня открытым взглядом, — Ты сам все слышал. Чего скрывать, Волкову ты понравился. А ведь он и есть тот человек, который чуть ли не с вашей первой операции, когда вы нашу шифровальную аппаратару из Пакистана вытаскивали, частично следит за ходом твоей службы и успехами. Нужно признать, за последнее время, интерес к тебе был повешен. Когда Калугин попытался тебя перевербовать, когда он отправил тебя на свою дачу, именно Волков оценивал риски — позволить или нет. Это хороший знак, что он к тебе лоялен. А поводу добытой части архива и всего, что произошло… Думаю не пройдет и двух суток, как всех причастных возьмут под арест! Уж для этого есть подготовленные люди. А пока, чтобы лишний раз не ввязаться во что-нибудь неожиданное, рекомендую тебе немного отдохнуть и отправляться в Ташкент, вся группа «Зет» сейчас там. Майор Игнатьев присоединится к вам позже, он сейчас в Герате, наблюдает за тем, что и какие шаги предпринимает Калугин. Так… Твой вылет в Ташкент только завтра вечером, ровно в шесть. Сразу не летишь потому, что еще можешь понадобиться. Расслабься, заданий-то у тебя больше нет.
Хорев слегка усмехнулся. Я редко видел его таким.
— Переночевать можешь в офицерском общежитии, к тебе вопросов там не будет. Хм, знаешь… У меня тут выдалось немного времени свободного. Давай-ка прогуляемся по столице, поговорим?
— Я только за, товарищ полковник!
— Сергей! — коротко произнес тот. — Сейчас я просто Сергей. Без званий. Давай на время забудем про уставные отношения⁈
— Договорились! — кивнул я. — Какой у нас план?
В прошлой жизни в столице я был не один раз, причем все время по служебным делам или командировкам. Центральную часть города я знал достаточно хорошо. В метро только путался, с этими цветными ветками и внутренними переходами. Вот только Москва восьмидесятых сильно отличалась от Москвы две тысячи двадцатых годов, потому-то мне и было интересно взглянуть на столицу.
— Ну… Для начала, предлагаю перекусить! — ответил Сергей. — Есть тут у меня одна хорошая столовая на примете, часто в ней бываю! Очень вкусно кормят, почти по-домашнему и не дорого.
С деньгами у меня проблем не было. Зарабатывали мы достаточно — все благодаря повышенным надбавкам. Конечно, на заданиях у меня часто появлялась возможность прихватить грязных денег, наркотиков или же драгоценностей, чтобы потом их применить в своих целях. Но мне это было ни к чему. К тому же, после того, как мы взяли Али Хадида, Паша Корнеев сумел как-то пристроить в дело запас афганских изумрудов, которые я прихватил на месте разгрома душманской колонны. А это само по себе целое состояние. По его словам, воспользоваться ими можно только через определенных лиц, а такие знакомые у него были.
— Ведите! — улыбнулся я.
Наш неофициальный маршрут пролегал по тихим переулкам старой Москвы.
Мы зашли в столовую на Арбате, где за порцией сибирских пельменей и стаканом компота Хорев, неожиданно начал рассказывать мне о своей службе в Германии в шестидесятых. Про службу с Максимом Матвеевичем и про то, как они с китайцами в конфликте участвовали, еще в 1969 году. Упомянул про то, как он сам попал в разведку, хотя начинал как курсант танкового училища. Слушать было интересно, ведь эта часть истории не была мне знакома от слова совсем. Я так понял, что он и сам был рад поностальгировать, тем более что никто ему таких вопросов не задавал.
В процессе беседы, он вдруг задал мне неожиданный вопрос:
— Максим, я вот все наблюдаю за тобой и понять не могу… Вот вроде, молодой лейтенант, только-только в армию попал… Сколько тебе, двадцать один, так? А вот разговариваю с тобой и понимаю, что тебе минимум лет сорок. Ты словно уже не через один Афганистан прошел. У тебя удивительная стойкость. Тебя ничего не останавливает, ничего не удивляет. Словно в тебе где-то есть стержень несгибаемый, который все эмоции и ошибки в себя собирает. Я не знаю, как это правильно описать. Ты удивительно крепко переносишь все, что бы не выпадало на твою долю. Поражаюсь, как ты не перегорел еще психологически?
— Ну… Иногда я себя и ощущаю, будто мне уже под сорок… — тяжко вздохнул я. Нелегко было придумать грамотный ответ в короткие сроки. Причем не просто грамотный ответ, а ответ, который понял бы такой опытный и проницательный человек как полковник Хорев. — Вообще, вы уже не первый, кто мне такой вопрос задает. Был в самом начале моей военной службы один товарищ из КГБ, который долгое время считал меня иностранным агентом, которого внедрили в советскую армию. Все потому, что я изначально был лучше остальных. Внимательнее, умнее, легко адаптировался. Попадал в разные сложные ситуации и умело из них выкручивался. А еще на моей стороне была удача. У нас с ним долгая история была… Все искал, где бы меня уличить во лжи. А потом пришло время и он наконец-то понял, как сильно ошибся.
— А почему так?
— Не знаю, вот честно. Много чего на это повлияло… Я ведь и с самого начала сюда хотел, в Афганистан, как будто тянуло меня сюда что-то. Испытания только закаляли меня. Но отправной точкой, как мне кажется, стало то время, когда я в зиндан к моджахедам попал, осенью 1985 года. Ну, многое там переосмыслил. Многое видел. Слышал. С тех пор во мне, наверное, что-то надломилось. Отключилось, будто ненужная деталь. Я просто анализирую, продумываю и делаю, и не держу в себе. Иначе уже крыша поехала бы. Так проще. Не знаю, в чем настоящая причина…
Полковник Хорев слушал меня молча, с приглушенным интересом. Но лишних вопросов не задавал.
Заканчил я демонстративно драматично.
— Наверное, в какой-то мере, я тебя понимаю… — не сразу ответил он, глядя мне в глаза. — Отчасти или полностью, не скажу. Ладно, не буду грузить. Лучше скажи, когда свадьба-то?
— Вот, как раз в начале мая и состоится. Получается, чуть больше недели осталось. Очень надеюсь, что успею вернуться домой к невесте, ну и пораньше, конечно!
— Успеешь! — кивнул Хорев. — Это я тебе гарантирую!
— Спасибо, товарищ полковник!
Закончив обед, мы посетили Красную Площадь, посмотрели Останкинскую башню. А потом разошлись. Я ночевал в офицерском общежитии, при штабе. Там я почти сутки просто отсыпался — накопившаяся усталость организма дала о себе знать в полной мере. Никто мне не мешал. Никто не вызывал.
А вечером следующего дня у меня был самолет до Ташкента. Вылетал я так же с военного аэродрома Чкаловского.