— Жестковато, — заметил Степан, присев на сиденье.
— Сейчас исправим.
Лакей Травина с разрешения хозяина принес из дома старые одеяла. Шерстяные, поношенные, но целые. Сложили каждое вдвое, уложили поверх холста. Одеяла добавили мягкости, теперь сиденья упругие, удобные.
Прибили одеяла теми же гвоздями, по периметру. Спинки сидений обтянули холстом без набивки, достаточно, чтобы не царапало спину.
Архип отошел, оглядел работу:
— Гляди-ка. Почти как новая.
Боковины и потолок обтянули тем же холстом. Панели прибили обратно, скрыли каркас. Внутри коляски теперь стало чисто, опрятно. Пахнет свежим сеном и деревом, без плесени и мышей.
Проверил пол, новая доска встала ровно, щелей нет. Потолок целый, без дыр. Окна протерли влажной тряпкой, стекла стали прозрачными.
Уже полдень. Мы работали без перерыва с рассвета, все устали. Руки грязные, одежда пыльная. Но основное сделано, рама укреплена, колеса готовы, рессоры установлены, ремни на месте, обивка новая.
Осталось добавить усовершенствования.
Но сначала обед. Травин велел накрыть стол во дворе. Кухарка принесла чугунок со щами, краюху хлеба, кувшин молока. Присели передохнуть все вместе, я, Степан, Архип, Тимофей. Ели молча, уставшие.
Савва Лукич вышел из дома, подошел к коляске. Обошел кругом, заглянул внутрь. Лицо у купца стало удивленное.
— Ишь ты, — пробормотал он. — И правда, почти готова. Не ожидал, не ожидал…
Рогожин тоже подошел, осмотрел. Постучал по колесу, покачал раму. Качнулась плавно, рессоры сработали мягко.
— Хм, — протянул купец. — Может, вы и правда успеете.
Я ничего не ответил. Доел щи, запил молоком. Вытер руки о штаны, поднялся.
— Степан, отдохнул?
— Так точно, ваше благородие.
— Тогда за дело. Теперь доделаем мелочи.
Мы вернулись к коляске.
— Архип, можешь сделать складной столик? Чтобы внутри салона крепился?
Плотник почесал затылок:
— Столик? Зачем?
— Чтобы в дороге удобнее было. Бумаги разложить, чай пить. Полезная вещь.
— Ну, могу. Только какого размера?
Я показал руками, столешница четверть аршина на полтора фута. Небольшая, но достаточная. Архип кивнул, пошел к верстаку.
Выбрал липовую доску, легкую, не тяжелую. Разметил, отпилил по размеру. Обстругал рубанком, сняв неровности. Поверхность стала гладкой, приятной на ощупь.
Подошел Тимофей:
— Барин, а мне что делать?
— Петли нужны. Две штуки, чтобы столик откидывался.
Кузнец вернулся в кузницу. Я слышал, как застучал молот, Тимофей ковал петли из железных полос. Работа быстрая, петли простые. Через полчаса принес две железные петли с отверстиями для гвоздей.
Архип прибил петли к столешнице, потом к передней стенке салона изнутри. Столик откидывался вниз, упирался в подпорку, деревянную планку на шарнире. Поднял столик, встал горизонтально, держался крепко. Опустил, прижался к стенке, не мешал.
— Ловко, — заметил Архип. — Правда, удобно будет.
— Теперь жалюзи на окна.
Плотник нахмурился:
— Это что такое?
— Шторы деревянные. Чтобы солнце не слепило, но воздух проходил.
Объяснил конструкцию. Тонкие планки из ясеня, нанизанные на шнуры. Планки горизонтальные, друг над другом. Шнуры по краям, можно поднимать и опускать.
Архип задумался, потом кивнул:
— Попробую.
Нарезал планок из ясеневой доски, тонких, в полпальца толщиной, длиной по ширине окна. На каждое окно по десять планок. Всего окон три, два боковых и одно заднее. Тридцать планок вышло.
Обстругал каждую, сделал гладкими. Просверлил в краях отверстия буравом тонким. Продел в отверстия льняные шнуры, завязал узлами. Планки повисли на шнурах, одна под другой, с зазором в полпальца между ними.
Прибил верхние концы шнуров к оконным рамам изнутри салона. Жалюзи повисли. Потянул за нижний шнур, планки поднялись, собрались вверху, окно открылось полностью. Отпустил, и планки тоже опустились, закрыли окно, но свет проходил через щели между ними.
— Хитро придумано, — сказал Степан, разглядывая. — Никогда такого не видел.
— В Европе давно используют. У нас редкость пока.
Архип сделал жалюзи на все три окна. Работал быстро, наловчился. К трем часам дня закончил.
Теперь освещение. Травин дал масляный фонарь из дома, жестяной, с прозрачными пластинами слюды вместо стекла. Фонарь небольшой, но яркий. Масло конопляное, фитиль толстый.
Тимофей выковал кронштейн, железный крюк с резьбой на конце. Ввинтили его в потолок салона по центру. Подвесил фонарь на крюк. Зажег для проверки, свет ровный, яркий, падает на оба сиденья. Читать можно без труда.
— Вечером пригодится, — сказал я. — В дороге темнеет рано.
Степан принес из кладовой кожаные ремешки, остатки от старых вожжей. Прибил их внутри салона над окнами, по два на каждую сторону. Держаться за них можно во время тряски, удобно.
Тимофей подошел:
— Барин, а подножку не хотите? Чтобы легче входить?
— Хорошая мысль. Сделай.
Кузнец выковал железную подножку, полосу шириной в три вершка, длиной в полфута, изогнутую для прочности. Края загнул вниз, получились крепления. Прибил подножку под дверью коляски. Встал ногой, держит крепко, не прогибается.
Архип протер всю коляску снаружи льняным маслом. Масло впиталось в дерево, проявило текстуру дуба и сосны. Кузов потемнел, приобрел благородный блеск. Дерево заблестело как полированное.
Тимофей натер железные части, рессоры, болты, накладки, смесью сажи и сала. Металл стал черным, блестящим, как вороненый. Ржавчина исчезла под слоем защитной смазки.
Колеса покрыли дегтярным лаком, смесью дегтя и скипидара. Архип мазал кистью, сделанной из свиной щетины. Лак ложился ровно, блестел на солнце. Колеса стали черными, глянцевыми.
Степан вытер стекла окон влажной тряпкой изнутри и снаружи. Стекла заблестели, стали прозрачными как слеза.
Последний штрих — табличка. Тимофей вырезал на медной пластинке гравировку тонким зубилом. Буквы неровные, но читаемые: «Усадьба Травина. Апрель 1856». Прибил табличку над дверью снаружи.
Отошел на несколько шагов, оглядел коляску целиком. Преображение разительное. Вместо запыленного развала — добротный экипаж. Кузов блестит маслом, колеса черные лакированные, железо вороненое. Внутри чисто, обивка свежая, жалюзи на окнах, столик складной, фонарь под потолком.
Савва Лукич вышел из дома, увидел коляску, остановился как вкопанный:
— Батюшки мои! Это та же самая? Не может быть!
Рогожин подбежал, обошел кругом:
— Да это ж совсем другая коляска! Где вы такую взяли?
— Та же самая, — ответил Степан с гордостью. — Только руки приложили как надо.
Травин вышел следом, остановился рядом с купцами. Хозяин молчал долго, разглядывал коляску внимательно. Провел рукой по кузову, потрогал колесо, заглянул внутрь. Лицо удивленное, но сдержанное.
— Господин капитан, — сказал он наконец. — Я видел много мастеров за свою жизнь. Но такого… — Помолчал, подбирая слова. — Вы не просто отремонтировали старую. Вы создали заново.
— Основа ваша, Николай Петрович. Я только привел в порядок.
— Нет, — покачал головой помещик. — Это больше чем ремонт. Это искусство.
Архип и Тимофей стояли в стороне, слушали. На лицах