Я промолчал. Объяснять принципы вентиляции сейчас не хотелось. Да и бесполезно, карета почтовая, казенная, переделывать ее никто не станет.
Проехали мимо небольшой деревни. Несколько изб, крытых соломой, огороды, плетни. У колодца стояли бабы с ведрами, равнодушно глядели на карету. Собаки залаяли, побежали следом, но быстро отстали.
— Скоро станция будет, — объявил Савва Лукич. — Там лошадей сменят, отдохнем маленько. Может, чайку выпьем.
Я кивнул. Отдых требовался позарез. Спина ныла, ноги затекли, в голове сплошная каша от тряски и жары.
До станции добрались через час. Небольшое здание из бревен, побеленное известкой, конюшня рядом, несколько навесов. Двор утоптан лошадиными копытами, пахнет навозом и смолой.
Степан осадил лошадей, спрыгнул с козел:
— Приехали, баре! Станция Бахчисарайская. Полчаса стоянки.
Я вылез из кареты, с трудом разгибая затекшие ноги. Савва Лукич вывалился следом, охая:
— Эх, дорога! Все кости переломала.
Внутри станции небольшая горница с длинным столом и лавками вдоль стен. В углу русская печь, на которой кто-то дремлет. Смотритель, старый солдат в потертом мундире, записывал что-то в толстую книгу.
— Чай давай, Сидорыч! — распорядился Савва Лукич. — И калачей, если есть.
Через несколько минут на столе появился чайник с кипятком, глиняные кружки, сахар колотый, черствые калачи.
Я сел на лавку, потягивая горячий чай. Тело постепенно отходило от тряски, но знал, через полчаса все начнется снова.
— Далеко еще до Симферополя? — спросил я смотрителя.
— Верст восемьдесят останется, ваше благородие. К вечеру доберетесь, ежели не сломаетесь.
— Часто ломаетесь?
— Бывает. Кареты старые, дороги худые. Прошлую неделю барин один до Симферополя трое суток добирался, ось треснула на полпути. Пока новую привезли, время прошло.
Савва Лукич хмыкнул:
— Вот и едешь, и молишься, доехать бы без приключений.
Я допил чай, вышел во двор. Степан возился около кареты, осматривал колеса. Подошел ближе.
— Как дела?
— Да так, ваше благородие. Колесо скрипит, спица шатается. До Симферополя дотянет, а там на станции починить надо.
Я присел на корточки, осмотрел проблемное колесо. Спица действительно сидела неплотно, обод треснул в одном месте. Ступица изношена, смазки давно нет.
— Давно эту карету не ремонтировали?
Степан почесал затылок:
— Да уж года два, наверное. Денег в конторе нет, все на войну ушло. Вот и катаемся на развалинах.
Я выпрямился. Карета действительно в отвратительном состоянии. Рессоры просевшие, подвеска жесткая, амортизация никакая. Кузов дребезжит, доски рассохлись, щели повсюду. Крыша протекает, видны подтеки от дождя. Кожаные ремни, на которых держится кузов, истерлись, местами подвязаны веревками.
— Эх, карета, — пробормотал Степан с грустью. — Служила верой-правдой, теперь дышит на ладан. А новую не дадут, денег нет.
Смотритель высунулся из двери:
— Степан! Время! Запрягай свежих!
Ямщик пошел к конюшне. Через несколько минут вывел новую четверку, отдохнувших лошадей, но таких же заморенных, как предыдущие. Начал перепрягать.
Я вернулся в горницу. Савва Лукич доедал последний калач, запивая чаем.
— Поехали, что ли, ваше благородие? Степан лошадей меняет.
— Поехали.
Мы вышли, забрались обратно в карету. Степан взобрался на козлы, взял вожжи, щелкнул кнутом:
— Но, пошли!
Карета тронулась. Тряска возобновилась с новой силой.
До Симферополя добрались к закату. Переночевали на станции, поужинав щами и кашей. Утром выехали дальше, на север, через Перекоп, в бескрайние степи Малороссии.
Дорога становилась все хуже. Крымские холмы сменились ровной, выжженной ветром равниной. Колеи глубже, ухабы чаще. Степан ругался вполголоса, объезжая особенно опасные выбоины.
Савва Лукич к третьему дню пути осунулся, потерял прежнюю веселость. Сидел молча, придерживая живот, морщился при каждом толчке.
— Век бы не видеть этих дорог, — пробурчал он на второй день после Перекопа. — Спина отваливается, кости ноют. Хорошо еще, что почечуй не шалит.
Я промолчал. У меня болело все, от шеи до поясницы. Контузия давала о себе знать, голова раскалывалась при каждом особенно сильном ударе. Приходилось стискивать зубы, держаться за ременную петлю.
Степан на козлах тоже изменился. Перестал покрикивать на лошадей, правил молча, угрюмо. Лицо осунулось, глаза покраснели от пыли и недосыпа. На станциях валился спать, едва успев перекусить.
Четвертый день пути. Утро выдалось пасмурное, ветер гнал низкие тучи. Мы выехали с очередной станции на рассвете, дорога шла через степь, ни деревца, ни кустика, одна трава по колено.
Верст через десять карета начала крениться вправо сильнее обычного. Степан придержал лошадей, обернулся:
— Ваше благородие, кажись, худо дело. Колесо совсем разболталось.
— Останавливайся, — приказал я.
Карета встала. Я вылез, обошел сзади. Правое заднее колесо действительно сидело криво, спицы шатались, обод треснул еще в двух местах. Ступица скрипела при малейшем движении.
Савва Лукич высунулся в окно:
— Что там?
— Колесо. Скоро совсем развалится.
Купец негромко выругался, вылез из кареты, подошел. Посмотрел, покачал головой:
— Эх, дела. До следующей станции далеко?
— Верст двадцать пять, — ответил Степан, слезая с козел. — Не дотянем. Сломается на полпути, хуже будет.
Он присел на корточки, осмотрел колесо внимательнее. Пощупал спицы, покачал обод, заглянул в ступицу.
— Все, — вынес вердикт. — Спица одна совсем треснула, еще две на ладан дышат. Обод расщелился. Ступица без смазки, стерлась насмерть. Дальше ехать нельзя, развалится к чертовой матери.
— И что делать будем? — спросил Савва Лукич раздраженно. — Сидеть здесь, пока нас волки не сожрут?
Степан выпрямился, снял шапку, почесал затылок:
— Назад возвращаться, верст десять. Там на станции мастер есть, починит. Но день потеряем, а то и два. Да еще денег возьмет, небось.
— Сколько? — поинтересовался купец.
— Рублей пять попросит. За работу, за материал.
— Пять рублей⁈ — взвился Савва Лукич. — Да это грабеж средь бела дня! За одно колесо!
— А вы как хотели? — огрызнулся Степан. — Спицы новые нужны, обод менять. Работа не легкая. Мастер тоже кормиться хочет.
— Кормиться! — фыркнул купец. — Обдирать проезжих, вот чем они промышляют!
Я обошел карету кругом, осматривая остальные колеса. Левое заднее тоже выглядело неважно, пара спиц шаталась, обод потрескался. Передние получше, но тоже изношенные.
— Степан, — окликнул я. — У тебя инструмент есть какой?
Ямщик кивнул:
— Есть. Топор, молоток, клещи. В ящике под козлами лежат.
— Доставай. И смотри, есть ли запасная спица.
— Спица? — переспросил он недоуменно. — Зачем?
— Чинить будем. Сами.
Савва Лукич уставился на меня:
— Как это, сами? Вы что, колесо чинить умеете? Ах да, вы ведь инженер…
— Посмотрим.
Степан полез под козлы, вытащил деревянный ящик, открыл. Внутри действительно нашлись топор, молоток, клещи ржавые, моток веревки, несколько гвоздей. Запасной спицы не оказалось.
— Нет спицы, — констатировал ямщик. — Значит, все равно назад возвращаться придется.
Я присел перед сломанным колесом, внимательно осмотрел конструкцию. Колесо деревянное, классическое для нынешнего времени.
Ступица центральная