А та молчит. Меня колпашит по-черному. Чуть сильнее сдавливаю тонкие пальцы, и Алена словно отмирает.
— Д-да, согласна, — произносит тихо и четко. С души будто камень падает. Все. Моя она! Моя жена.
Отец уже протягивает фамильные кольца, которые носили дед Жора и бабушка Майя, счастливые люди, прожившие вместе до золотой свадьбы. Наши ангелы-хранители. Носить их кольца — честь для меня и моей жены. Витые с бриллиантами и надписью с тыльной стороны ободка.
Просто люблю!
Надеваю колечко на тонкий Аленкин палец.
— Люблю тебя, — шепчу еле слышно.
— Ты невероятный, — в восторге откликается Алена. Надевает мне мое кольцо. И я, не дождавшись команды от регистратора, сгребаю жену в охапку.
— Моя! — только и могу выдохнуть.
Первым расписываюсь в толстой книге в черном переплете. Кошусь на надетые кольца и наши паспорта, лежащие рядом на столе.
«Хоть бы кто сфотографировать додумался!», — вздыхаю запоздало. И слышу, как щелкает затвор фотоаппарата.
Сэм! Молодец, брателла!
Наблюдаю, как вслед за мной свою роспись ставить Алена. Старательно выводит Е.Гус…
А тетка из ЗАГСа уже ставит штампы в наши паспорта.
«Интересно, а отметка о регистрации брака с Плеховым успели поставить?» — сжимаю в ярости челюсти. И получив паспорта, первым делом смотрю.
Нет. Чистая страница. Только наша ксива на ней синим облаком красуется.
Валдаев.
Валдаева.
— Ты все предусмотрел, бро, — сжимает мое плечо Сэм, когда Алена отходит к моей матери.
— Не все, — цежу холодно. — За тобой все время проверять надо. Какого не проверил ее брата? Он из прокурорских. Решать что-то надо, — роняю, наблюдая, как Алена что-то говорит моей племяннице Лере. Обнимает ее за плечи, а затем выходит из комнаты.
Какого хера?
Иду следом и сталкиваюсь с женой в гардеробной.
— Что-то случилось? — ловлю обескураженный взгляд.
— У меня тут шоколад лежал. Я забыла с собой увезти, — растерянно тараторит Алена. — Хотела Лерочке подарить. А его тут нет, неудобно…
— На, отдашь Лерке, — вытягиваю из кармана тысячную купюру. — А с шоколадом надо разобраться. Наверняка прислуга стащила. Ты где его оставляла?
— Здесь, — показывает Алена на полку, где еще недавно лежали ее красивые туфли. Теперь они на веки вечные останутся в Вербном. На свадьбу я ей их надеть не позволю. Ничего не должно напоминать о Плехове. Даже косвенно.
Теща их выкинуть пожалеет. Так и будут валяться по шкафам. Ни уму, ни сердцу.
— Альберт, не надо. Ну взяли и взяли…
— Как скажешь, любовь моя, — целую в висок нежную и добрую девочку.
При первом же удобном велю Сэму разобраться. Из наших шкафов прислуге брать ничего нельзя. Отец не терпит воровства. Пусть даже украдена коробка шоколадных конфет.
— Нормально! Кто же это додумался? — фыркает он. — Да, бро, я порешаю.
— Хорошо, — киваю я и сосредотачиваю все свое внимание на жене. — Какая же ты красивая в этом сарафане, — шепчу, усаживаясь рядом на диван. Обвиваю рукой талию. Наблюдаю, как горничные накрывают столы. Провожу пальцем по бриллиантовому колье. — Люблю тебя.
— Как любишь? — поднимает на меня игривый взгляд Аленка.
— Просто люблю тебя, жена, — протягиваю через пальцы тонкий блондинистый локон. — И ты со временем влюбишься в меня.
— Хорошо бы, — задумчиво тянет она. И мы вместе заговорщицки смеемся.
Глава 49
Лена моя уехала. Только об этом и могу думать. Где она? С кем? Как-то быстро все получилось. Случайность или подстава?
Но Андрюха сказал, вроде пациенты ее благодарные!
Слишком благодарные, твою ж мать!
Сжимаю кулаки. Отхожу к окну. Надо придумать, как выкрутиться из дурацкой ловушки, и ехать за Леной. Объяснить ей все.
По двору деловито разгуливает Ксюхин отец. Что-то объясняет жене. А потом устраивается на лавке спать. Караулит меня, гад.
Придется через окно.
Открываю створки и тут же слышу злой голос отца.
— Даже не думай, Олег!
Твою ж мать! Они меня насильно женить на этой лахудре решили. Ладно, этот дикий мужик из Тюмени. А мои? Тоже против меня играют? Почему?
От отчаяния хочется выть.
Я все потерял. Семью, любимую. Сейчас еще и жизнь свою просру.
«Если выход из дома только через ЗАГС, я схожу туда с этой тупой телкой. А наутро разведусь», — думаю мстительно.
«Но тогда придется алименты за чужого ребенка платить», — морщусь как от боли. С какого хрена, собственно?
В любом случае ЗАГСа не миновать. Зайду, распишусь, и за Ленкой рвану. Она должна понять. Я не виноват! Если она не поймет…
Тогда жизнь моя закончится. Зачем жить, если без Ленки?
Подскакиваю с кровати. Спускаюсь вниз на первый этаж. Кошусь на дядьку Гену, маминого брата, задремавшего в кресле. Надо же! И его вызвали!
Прохожу через зал к стенке, где мать хранит выпивку. Беру с полки бутылку водки ноль семь. С сомнением гляжу на нее.
Нет! Для полного отрубона явно недостаточно.
Снова заглядываю в ящик секретера, который мать важно называет баром. Бар! Твою налево.
На заднем плане маячит большая бутылка «Финляндии». Отцу кто-то подарил на день рождения. Трогать нельзя. Но это в обычной жизни. А сейчас у меня форс-мажор.
«Ты пошел против меня. Поддержал врага», — думаю мстительно. Выуживаю бутылку. Нечаянно звякаю ей о другие. Дурацким звоном бужу дядю Гену.
— Олежка… Ты чего? — бубнит он сонно.
— Да нормально все, — мотаю головой.
— Ты это… Не вздумай сбежать, — предупреждает он тихо. — Там во дворе тесть твой с пистолетом ходит. Бандит какой, что ли? Батя дежурит у огородов. Ольгу он предупредил… Она собак на ночь спустила.
— Да куда я с подводной лодки, — морщусь раздраженно.
Ишь, суки, со всех сторон обложили!
Сжимаю в руке бутылку. Иду к себе. И только в спальне спохватываюсь. Бл. дь. Я же стакан не взял.
«Ну да ничего! Из горла войдет больше» — Пытаюсь отрыть бутылку.
Но сколько ни кручу, насечка не рвется. Тут бы ножом поддеть. Но спускаться неохота. Родня подумает, что я решил самоустраниться, и поднимет вой.
Хотя по мне никто плакать не станет. Я для всех — расходный материал. Для матери и для отца.
А я любил их.
Люблю…
А они меня предали. Просто связали по рукам и ногам и в студеную реку бросили. Ну да переживу как-нибудь.
Родаки никуда не денутся. Ленка ушла. Вот главная беда.
«Домой она все равно вернется. А значит, и я никуда не уеду. Распишусь с Ксюхой. А потом сразу подам на развод. А когда ребенок родится, тест сделаю. Сто пудов, не мой. Значит, и алименты платить не придется», — со всей дури дергаю крышку. Насечка срывается. Острым краем вонзается мне в ладонь.
Твою ж мать!
Инстинктивно подношу руку к губам. Слышу, как сзади открывается дверь.
— Олеженька…
Ксюха, чтоб ее!
— Чего тебе? — рявкаю не поворачиваясь.
Но моя беременная подстава прытко проходит в комнату.
— Ой, ты порезался, — округляет глаза.
— Уйди, слышишь, — рычу, теряя терпение.
— Но тебе же надо обработать рану, — неуверенно тянет она.
— Ага, сейчас, — ухмыляясь, лью элитную водофку на ладонь. — Все. Свалила быстро отсюда.
— Я никуда не пойду, — топает она ногой. — Мы с тобой пара. Муж и жена. У нас ребенок будет! — всхлипывает она, задирая подбородок. И смотрит на меня внаглую. Вот же дрянь!
— Да пошла ты, — отмахиваюсь я. — Какой ребенок? Я к тебе не прикасался, сука!
— Олег! — лепечет Ксюха. — Как же так… Я же…
И плачет навзрыд. Или я, конченый дурак, трахался с несовершеннолетней и напрочь забыл об этом, или Ксюха — редкая мразь и сука.
Но про себя я все знаю. Вроде в своем уме и в твердой памяти. У меня диплом с отличием. У единственного на потоке.
Нет. Забыть я не мог.
А с другой стороны… Если Ксюха сейчас рожать начнет. И с ребенком что случится? Кто виноват будет?
Правильно, Олег!