По дороге к лесозаводу Иван Сергеевич наставлял нас, как надо поступать, если нам встретятся подозрительные люди или кто-нибудь посмеет резать линию связи.
У караулки лесозавода ребята из педучилища немного посмеялись над нашим воинственным видом. Сами они тоже не очень отличались от нас. Но они дежурили днем, и им не дали никаких винтовок. Мы отвечали им презрительным молчанием.
Иван Сергеевич принял от представителя педучилища дежурство, пошептался в стороне с Витькой и ушел. Мы остались одни в проходной. За барьером сидела вахтерша, девица в толстых ватных штанах, на которых как-то привычно висел милицейский наган. Витька попытался пошутить с ней, но она нахмурилась. Витька по всегдашней привычке сказал:
— А жаль! — и отошел.
Девица внезапно улыбнулась. Ее лицо показалось мне симпатичным, но я знал, что она на посту, ей нельзя говорить с посторонними.
Много лет спустя я увидел в газете снимок кубинской революционерки. Она была в мужской куртке и сбоку висел большой пистолет в кобуре. Я сразу вспомнил, как я охранял свои первые выборы, вспомнил и ту девушку в толстых ватных штанах.
Вскоре в проходную пришла пожилая женщина с коротким карабином за плечом.
— Картошку не смотрела? — спросила она устало.
— Готова, сейчас ужинать будем, — ответила вахтерша.
Картошки напекли много, поэтому женщины пригласили и нас. Мы для приличия отказались, потом подсели к столу. Как приятно обжигали руки черные картофелины! На вкус они были похуже, чем осенью, не так рассыпчаты и белы, но ели мы их с удовольствием. Потом Витька посмотрел на свои большие ручные часы и, не глянув на девицу, строго сказал:
— Пора.
Мы вышли из жарко натопленной караулки в синюю мартовскую ночь. Длинный заводской забор, дома по ту сторону дороги, сама дорога, убегавшая в город, осевший немного снег и оледенелые штабеля бревен — все было синим. Навстречу нам шли рабочие с пилорамы. От их телогреек и брезентовых роб резко пахло спиртовыми опилками.
Снег мягко поскрипывал под ногами. Мы молча подошли к Ольховскому мосту.
Мост был деревянный. Он горбом висел над речкой. Дорога, взбегающая на него, с боков уставлена полосатыми столбиками. Некоторые из них покосились.
Теперь лед потемнел, как снег в городе. Я смотрел вниз и вспоминал, как мы с ребятами из столярки прошлой весной выкатывали из реки на берег бревна. Целый месяц выкатывали. Председатель артели, в которую входила наша столярка, выдавал нам в конце каждой недели по четвертинке водки, пахнувшей одеколоном. Именовалась она почему-то «степной»…
К полуночи мы прошли половину дороги и решили отдохнуть. За редким кустарником на берегу Ольховки мерцали окна домика.
— Пойдем к лесничему, — сказал Мишка Волох, — там и погреемся.
— К леснику, — поправил его Витька. — Лесничий — слишком большой чин, чтобы ютиться в такой хибаре.
Мы постучали и вошли в незапертую дверь. Из угла на нас уставились любопытные глазенки. Заурчала и смолкла, подходя к нам, собака. Худая женщина в темном платье смотрела на нас испуганно. Лесник сидел за столом около лампы и чистил ружье. Он спокойно оглядел нас и, не сказав ни слова, продолжал свое дело. Мишка начал суетливо объяснять, кто мы такие, потом стал извиняться, но Витька дернул его за рукав. Мишка перестал. Мы постояли недолго в неловком молчании и вышли. Лесник шагнул за нами и глухо сказал:
— Сына сегодня похоронил. Чахотка у него.
Мы скорым шагом дошли до отделения совхоза. Агитпункт был в длинном бараке, крытом соломой. На стенах висел плакат военного времени. Красные полотнища резко выделялись на ослепительно белой стене. Под плакатами стоял длинный стол, на котором пачками разложены бюллетени. Грузный человек поздоровался с нами левой рукой. Правый рукав гимнастерки аккуратно заправлен под ремень.
Домой я шел утром через весь город. Винтовка воинственно торчала у меня за спиной. Прохожие недоумевающе смотрели мне вслед, и это переполняло меня гордостью. «Смотрите, вы спали, а я всю ночь охранял ваш сон и покой».
Мать посмотрела на меня и от страха не могла сказать ни слова. Младший братишка уцепился за приклад. Отец шлепнул его. Малыш обиженно насупился, но не уходил, исподлобья глядя на винтовку.
— Ты когда пойдешь голосовать? — спросила мать. — С нами или один?
— Как же, с вами! Не могу же я оставить оружие. Идите, я потом, когда придете.
…Я возвращался с избирательного пункта и дышал синим мартовским воздухом.
Хотя было холодно, я знал, что вслед за синим снегом скоро придет настоящая весна. Я сдам экзамены за первый курс и начнутся каникулы.
Винтовка стояла в углу. От нее подозрительно быстро отошел мой братишка. Ложе уже отогрелось, дерево было теплое. А затвор по-прежнему холодил руку. Сталь была синяя, как мартовский снег.
ЗОЛОТОЙ ТРАКТ
Уральская легенда
В уральском селе Талом, стоящем в стороне от железной дороги, ломали старую деревянную школу. Юннатам потребовалось расширить участок для школьного сада.
Талое соединяется с районным городком Верхогорьем хорошей дорогой, по которой то и дело идут машины и колхозные подводы.
А в стороне от шоссе, иногда касаясь его кромкой, петляет почти неприметная, местами заросшая мелколесьем колея. Когда не было теперешнего шоссе, эта дорога связывала Талое с уездным центром.
Старую дорогу когда-то величали золотым трактом. Такое название она получила из-за двух событий, тесно связанных между собой. Во-первых, дорога одно время была действительно усыпана золотом, во-вторых, эта дорога вела в школу.
Но обо всем по порядку.
…После шумного и утомительного схода сельский староста Мамин, писарь Фертиков и доверенный управляющего Пашихинским золотым прииском Агибалов, которого заглазно звали Ванька Лихой, шли вместе.
Агибалов, как всегда, был не совсем трезв, он шел вольной походкой ни за что не отвечающего человека, поигрывал тоненькой тросточкой и время от времени беззвучно усмехался. Кончики пышных светло-русых усов шевелились при этом.
На правом ухе Агибалова чудом держалась высокая казачья фуражка с кокардой, мундир из тонкого сукна сверху расстегнут, начищенные сапоги собраны в мелкие складки. Тяжелый смит-вессон, с которым доверенный не расставался в дороге, на сей раз был отцеплен и покоился в личном сундучке Агибалова, на постоялом дворе, в особой комнате.
Лихой Ванька был на сходе от нечего делать. Конвой, который вез партию золота, как всегда, остановился ночевать в Талом.
Агибалов в этом конвое был за главного, он головой отвечал за тяжелые небольшие мешки