Коринн родилась в два часа дня, и наша жизнь навсегда изменилась.
Говорят, что мы всю жизнь с удивлением познаем одну за другой банальнейшие истины. Одну из них я открыла для себя в тот день. Главное, что я вынесла из всей этой истории, – мы можем гораздо больше, чем думаем. И когда кажется, что дальше уже никак, откуда-то берутся силы.
Через час после рождения нашей девочки в палату солдатским шагом вошла новая дежурная медсестра Тяухе (прочитав ее имя на бейдже, я тут же поняла, что дело плохо). «Ну как вы? – спросила она у меня, полуобморочной. – Вот, пожалуйста, ваши штаны. Начинайте собираться домой». Еще она принесла нам поесть – сухую булку с куском сыра и остывший чай. Собираться у меня получалось плохо. Тяухе, видимо, ожидала, что я радостной птичкой впорхну в джинсы, схвачу малышку и побегу к выходу, на ходу кормя ее и распевая песни из голландских мюзиклов. Но я оказалась слабачкой. Я не хотела петь и размахивать перед ребенком грудью, я просила горячего супа и спать. Этого в меню голландского роддома не значилось.
«Выписка через 3–4 часа после родов? Это странно для меня, – говорит Варвара Кравченко, акушер-гинеколог, кандидат медицинских наук, – в раннем послеродовом периоде в течение суток есть опасность гипотонического кровотечения, когда матка вместо сокращения может расслабиться, и начнется кровотечение, потому что площадка от плаценты имеет большую поверхность в полости матки, и эта поверхность с пока еще открытыми несократившимися сосудами. Поэтому очень важно наблюдение за родившей женщиной хотя бы 24 часа, лучше 48. Также важно наблюдение за малышом в плане его адаптации к внеутробной жизни».
Я вообще те несколько часов помню очень смутно. Было нехорошо: послеродовые очень болезненные схватки, кровотечение, невероятно сильная слабость, проблемы с речью, парящий в нирване Адри и нависающая надо мной медсестра в комплексе создавали странное сюрреалистическое ощущение. Попытки сесть на кровати заканчивались обмороками, после которых даже суровая Тяухе поняла, что я неисправимая симулянтка. Всем своим видом выказывая неодобрение и покачивая головой, она устроила мне допрос: у вас есть мыло? Вы взяли с собой мыло? Гель? Мыло? Мыло? Я вообще не понимала, о чем она. Адри же, бедняга, тоже находился в каком-то подобии транса. Оказалось, она хочет обтереть меня (раз уж я саботирую больничные порядки и отказываюсь встать), но категорически отказывается делать это больничным мылом. Потому что я должна была принести свое. Неужели я такая грязнуля, что не подумала об этом? Так я взяла с собой мыло? Мыло?
Я как-то купила книжку «Голландским женщинам неведома депрессия». Автор на 275 страницах безуспешно пыталась найти ответ на вопрос, что делает голландок такими… ну такими. Голландками, в общем. Недавно я это поняла. Какие тут депрессии, когда через час после родов ты знакомишься с Тяухе? Через два часа уже весело мчишь домой на кресле-каталке, держа на руках новорожденного ребенка, а уже через три часа после прибытия домой встаешь на кормление? Через два дня одетая, накрашенная и улыбающаяся принимаешь гостей? И еще через два месяца выходишь на работу?
«Через несколько часов меня постепенно освободили от проводов и капельниц, измерили температуру и отправили в душ с важным заданием: самостоятельно пописать. Если роженица сама добирается до душа и писает, значит, симулянтка, ее отправляют домой. Если же она падает по дороге к душу, значит, может рассчитывать оставить за собой койко-место еще на денек-другой. Я все выполнила в точности, и меня пообещали выпинать через час. Ну, а пока принесли традиционные печеньки в бело-голубой посыпке (если рождается девочка, посыпка розово-белая) и хлебушек с сыром и парой намазок, в том числе с шоколадной пастой. Я все жадно смолотила, еще больше убедив врачей в своей симулянтской сущности. В итоге мне выделили инвалидную коляску, и муж с сыном отвезли меня с младенцем к машине. На этом мое пребывание в госпитале закончилось», – делится своей историей блогер Ирина Яковлева.
Очень похоже на мой опыт. Только выписалась я из больницы через долгие шесть часов, чем, очевидно, вошла в историю. Дома нас ждали две сестры Адри, которые приехали к нам под проливным дождем на велосипедах, просто чтобы полюбоваться на малышку. «Твоя мама далеко, – ласково сказала мне Анс, – мы теперь твоя семья, получается. Ты ведь только что сама стала мамой. Мы просто хотели тебя увидеть, дорогая».
Так получилось, что у нас с Адри всегда была довольно турбулентная, богатая на события жизнь. Моя адаптация в новой стране, завалы работы, много смеха, сумасшедший ритм, развеселые вечеринки, дети, тяжелое банкротство и запуск бизнеса с нуля. При этом моментов, которые действительно важны, – их не так уж много. И одним из самых драгоценных воспоминаний стало для меня крепкое объятие моей золовки в тот дождливый ветреный вечер.
Через три года мы снова приехали по тому же адресу с идентичной целью. На этот раз мне было плевать на общественное мнение: всю свою вторую беременность я отходила в твердой уверенности, что получу достойное обезболивание.
«Знаешь, как с врачами разговаривать? Бери ручку, записывай, – деловито сказала мне моя подруга и стала медленно диктовать по-голландски: «Мефрау, я вам не корова в стойле, чтобы рожать без обезболивающего, поэтому я требую эпидуральную анестезию и немедленно!» И повторяй это как заведенная, пока не добьешься своего, поняла? Все».
В общем, день и час икс, наконец, настали, и мы стали готовиться выезжать в больницу. И в дверь вдруг звонят. Оказалось, это пришла наша новая уборщица, про которую мы совсем забыли. И пока Адри, как я думала, избавлялся от тела под благовидными предлогами, я скрипела зубами наверху, упершись руками в стенку. Прошло пять минут, десять… «Дорогая, – послышался спокойный голос мужа, – ты не против, если мы поднимемся и я покажу Камилле ванну, а также подробно объясню, как именно следует оттирать кафель в душе?» Вместо того чтобы отправить девушку домой и везти жену в роддом, Адри неторопливо проводил ей экскурсию по дому! Я понимала, что надо беречь силы и что если я сейчас убью в душе мужа и его