«В Нидерландах ты сам обдумываешь, какими будут твои похороны, и сам их оплачиваешь, покупая себе похоронное страхование. Тем самым ты заботишься о своих родственниках, не допуская, чтобы к боли от утраты примешались хлопоты о том, где раздобыть деньги на похороны и как их организовать. Пожелания Линды, моей свекрови, были прописаны ею заранее. Страховой компании и родственникам только оставалось им следовать. Весь бюджет похорон покрывался похоронной страховкой Линды. Гроб она выбрала один из самых дешевых, и благодаря страховке никто не попал в неловкую ситуацию: все понимают, что это выбор усопшей, а не попытка родственников сэкономить на похоронах. Я ничего этого не знала, как и того, что обсуждение смерти и похорон в Нидерландах – это не табуированная тема. Муж сказал мне, что у него тоже есть такая страховка на случай его смерти. Я подумала и тоже открыла себе такую же», – признается анонимный автор текста «В последний путь», опубликованного на сайте проекта «Жить в Нидерландах».
Мою любимую свекровь Кори мы хоронили по католическим традициям. Мне трудно подобрать иное определение всему процессу, кроме как «достойно». Церковная служба. Прощальные слова детей (меня всегда поражала эта традиция встать за церковную кафедру и, сдерживая слезы, публично сказать несколько слов о любимом родном и только что ушедшем человеке – это какую надо иметь выдержку). Необязательно обращаться с длинными речами, можно прочитать стихотворение или рассказать короткую историю. И уже после самих похорон родственники собираются в зале или помещении церкви, чтобы выпить чашку кофе и пообщаться.
«После церемонии мы переместились в небольшой зал. Там были кофе, чай и закуски. Алкоголя не было. Не скрою, я остро нуждалась в том, чтобы выплеснуть эмоции, поговорить об усопшей, вспомнить, какой она была, и услышать истории остальных о ее чувстве юмора, любви к людям, о том, как она вырастила детей и пережила войну. Тем более что вокруг было много людей, ее друзей и родственников, которые так много могли бы рассказать. Но ничего этого не было. Как будто все договорились, что все, оплакивание и скорбь закончились, теперь мы будем жить своей обычной жизнью. Я видела обычные светские улыбки на лицах большинства собравшихся. Дети Линды (а я знаю, как они рыдали и переживали, когда она умерла!) подходили к тем, кто приехал издалека, с кем давно не виделись, и занимали их обычной светской беседой не про маму, а о текущей жизни – как дела, как работа, как дети. Накрытого стола, суеты, тостов, воспоминаний об усопшей, слез – ничего этого не было. Поминок в нашем понимании не было. Мне тоже пришлось спрятать мои эмоции, потому что не хотелось выделяться», – рассказывает анонимный автор.
Смерть – это часть жизни. Но только здесь понимаешь, что стоит за этим навязшим в зубах выражением. У моего знакомого была смертельно больна любимая всей семьей родственница. Примерно за три недели до смерти в гостиную поставили… ее будущий гроб, чтобы дети могли расписать его яркими красками в качестве последнего подарка. Нидерланды были первой страной в мире, узаконившей эвтаназию, так как признание за человеком права самому распоряжаться не только жизнью, но и смертью очень логично вписывается в рациональный и трезвый подход даже к самым неизведанным и порой страшным вещам.
У нас, привыкших к табуированности и неудобности этой темы, зачастую создается впечатление, что голландцы привлекают излишнее к ней внимание, но это не так. Они относятся к ней так же, как к парню на инвалидной коляске, стоящему в очереди, или женщине с новорожденным ребенком на прогулке – сдержанно, почтительно, без излишней предупредительности или заискивания. Наряду с музеем сумок или галереей мадам Тюссо в Амстердаме существует музей похорон. А на последней выставке товаров и услуг класса люкс Masters of Luxury на одном из стендов был представлен огромный катафалк с игривым слоганом: «Ты уже спланировал свою последнюю вечеринку?»
«Большинство нидерландцев хотят, чтобы похороны стали менее торжественными и формальными. Меньше черной одежды, классической музыки и профессиональных носильщиков гроба. Больше фотопрезентаций о жизни усопшего, его/ее любимой музыки и персонального подхода, – рассказывает Анастасия Хассенбейк. – 7 из 10 нидерландцев выбирают кремацию, это дешевле, кроме того, они не хотят вынуждать близких родственников заботиться о могиле. На 2019 год похороны стоят в среднем 8000 евро».
Я сижу на крыльце небольшого домика в Зволле и слушаю, как мой собеседник говорит о своем двенадцатилетнем сыне, не сумевшем победить опухоль мозга полтора года назад. «Тобиас знал, что умрет, вопрос был только, сколько месяцев он продержится, – тихо говорит Ряйтс Сибесма, – для него было важно спланировать собственную церемонию прощания. Он мечтал стать профессиональным волейболистом, поэтому выбрал спортивный зал, где тренировались его любимые игроки. И точно знал, кто должен прийти попрощаться с ним. И как все должны быть одеты. И да, я сам должен был покрасить его гроб. Что я и сделал вместе с дочкой».
Двенадцатилетний мальчик, планирующий собственные похороны. Абсурд? Или отчаянная смелость маленького пациента и всей его семьи, которая нашла в себе силы не прятаться от очевидного и храбро встретить неотвратимое горе?
Я не в первый раз слышу, что голландские дети участвуют в этой теме наравне с родителями. Это не замалчивается и не скрывается. Коринн уже четыре года, и ее удивляет, что она знает своих российских бабушку и дедушку, но никогда не видела родителей Адри. «А где мои другие ома и опа?» – спросила она меня как-то. И я, совершенно на автомате, начала рассказывать о том, что бабушка Кори и дедушка Петер очень хорошие и веселые, но они уехали далеко-далеко и никогда больше не вернутся в нашу деревню… Ze zijn toch dood, mama («Мама, они ведь умерли»), – нежным голоском произнесла по-голландски Коринн и посмотрела на меня своими огромными серо-голубыми глазами. Вот так. Адри, видимо, уже сказал это дочке, не вдаваясь, впрочем, в подробности, что именно это означает. Никаких вам «уехали» или «заснули».
«Я понимаю, что разница культур огромная, – говорит Ряйтс, – и вы зачастую просто не понимаете, почему мы, голландцы,