А соседи? Я прошла через все круги ада, стараясь наладить отношения с Жаклин, обладательницей соседней с нами виллы, двух овец, выводка коллекционных цыплят, пяти каркающих гусей и, возможно, парочки крокодилов. Первый год я думала, что это мне так не повезло с соседкой, которая при малейшем чихе наших собак бежит строчить заявления в полицию. Оказалось, что голландские соседи – это целый пласт культуры.
«Есть очень популярные ТВ-программы, исключительно про соседские ссоры, – рассказывает Анастасия Хассенбейк, эксперт по помощи экспатам и автор онлайн-медиа «Жить в Нидерландах». – Это реальные истории, никаких актеров, соседи выясняют отношения, идут к мировому судье, тот выезжает на место событий, все замеряет, изучает, общается со свидетелями, потом выносит решение. Свидетели, эксперты, эмоции – и все это, например, вокруг слишком разросшегося дерева. Один сосед настаивает, что его нужно спилить, оно заслоняет ему солнце! Другой говорит, что дерево растет на его участке, имеет право, и вообще – это память о его прадедушке, дорог каждый листик, пошли все на фиг. Соседи на этой почве не общаются 10 лет. Их жизнь отравлена. Как последнее средство, обращаются в телепрограмму, и назавтра о них знает вся страна. Судья находит закон от царя Гороха – в Голландии приблизительно на каждый чих есть закон, – а там написано, что дерево не должно превышать высоту, допустим, 3,5 метра (это просто пример). Или написано, что дерево не должно заслонять солнце соседу, может и такое быть. Меряют дерево, а там – 4 метра, криминал! Обязывают спилить полметра».
Как же меня изводила наша соседка, дай Бог ей здоровья и долгих лет жизни. В нас ее не устраивало все. Наши деревья, образ жизни, животные, дети, будущие внуки, политические взгляды и группа крови.
Она очень любила без предварительного звонка появляться у меня на пороге и предъявлять претензии.
– Добрый день, – улыбалась я. – Чудесная погода сегодня!
«Ты мерзкая баба, ты думаешь, что после твоего гнусного стукачества я еще с тобой разговаривать буду», – мой внутренний голос просыпался и начинал свой диалог с соседкой.
Жаклин заводила старую пластинку. Собаки лают круглосуточно, если не лают, то скулят, если не скулят, то чавкают, дышат или какают, а ей все это слышно. У нее окна столовой на нашу сторону выходят. Все это она проговорила, нацепив на увядающее лицо стандартную зубастую улыбку.
«Так нечего весь день сидеть в столовой и жевать», – не унималось мое второе «я», а первое давало ему тычка и любезно произнесло:
– Мои собаки, безусловно, так себя не ведут. Мы выпускаем их на улицу на два-три часа в день, а лают они только при виде чужих. Ну, вот как сейчас, например. Видите, как на вас реагируют? – я вежливо оскаливалась.
От себя замечу, что ее мерзкие, бесконечно орущие гуси, терроризирующие всю округу, любящую хозяйку не смущали. Вы просыпались когда-нибудь под возмущенное клокотание этих тварей в субботу в шесть утра?
– Но спасибо за сигнал, я передам мужу.
– Нет, вы не понимаете, нам очень мешают ваши…
– Я вас услышала, я позвоню Адри. Он свяжется с вами на этой неделе. Всего хорошего.
– На этой неделе не получится. Мы уезжаем в Америку, – любезно пояснила Жаклин, – к друзьям, – подчеркнула она зачем-то.
«Наверное, это твои воображаемые друзья, на которых ты по ночам кропаешь кляузы», – мстительно шипел внутренний голосок, пока я желала ей хорошего путешествия.
– Всего хорошего, Виктория. Пожалуйста, примите меры. Быть может, вам даже переехать…
– Пойди и повесься, чертова метелка Жоплин! – взрывалось-таки вслед мое второе «я», к месту вспомнив цитату из «Трех товарищей», а первое просто с силой захлопывало дверь.
Мы перенесли вольер в другое место, подальше от пограничной зоны, и вздохнули было с облегчением. Но не тут-то было. Наш враг был изобретателен и неутомим. Однажды в половине второго ночи в доме раздался телефонный звонок, разбудив нас с Адри. В трубке послышался убийственно вежливый, как всегда, голос Жоплин. Она просила нас, если несложно, выключить телевизор, который явно работает на полную мощность, и закрыть, по возможности, все окна и двери, так как у нас явно проходит какая-то безумная вечеринка, которая мешает ей спать. Усилием воли я подавила желание ответить, что да, наша пати в полном разгаре и если она поспешит, то еще успеет на остатки отличного кокаина, а вот стриптизеры только что уехали. И сейчас прошу меня извинить – мне надо докурить косяк, и вообще в комнату только что влетел разноцветный единорог и голосом Елены Ваенги певуче позвал меня на всесоюзную олимпиаду по прыжкам в мусорных пакетах.
Смех смехом, но мы ничего не понимали. Какой телевизор? Какая вечеринка? Мы уже три часа как спим! Выждав полчаса и понадеявшись, что ставка врага уснула, я заставила Адри перезвонить соседке. Елейным голоском он поведал, что эти полчаса мы были заняты проверкой всего дома. Мы обошли все комнаты и осмотрели каждый туалет. Проверили кладовку, сад, собачью будку, бассейн, заглянули даже в кадку с апельсиновым деревом. Рапортуем: работающего телевизора нигде не обнаружено. Но мы сейчас полезем и проверим крышу и примерно через час перезвоним еще.
Соседка злобно ответила, что она тоже не пальцем деланная и времени зря не теряла. Она провела собственное расследование, а именно выглянула в окно и таким образом выяснила, что где-то на футбольном поле, в паре кварталов от нас, затянулась дискотека. Но так как наше пристрастие к нездоровому образу жизни, бесконечным оргиям и черным мессам известно всем, то как она могла заподозрить мирных футбольных фанатов?
С тех пор мне очень хотелось материализоваться в ответ уже у нее во дворе и, слегка придушив выставочного гуся, сильно ей нахамить. Я даже поспорила с мамой, что прилюдно спрошу у соседки, видит ли она мертвецов и слышит ли голоса. Мама отговаривала. Ведь такая хорошая девочка, как я, прочитавшая в двенадцать лет «Войну и мир», просто не способна на подобный бытовой терроризм. И советует мне напомнить Жаклин, что я с красным дипломом закончила журфак СПбГУ. Мысль, что Жаклин этого может и не знать, не приходит маме в голову. По ее мнению, этот факт вообще надо сообщать всем, с кем я вступаю в любые социальные контакты.
Через три года Жаклин продала свой дом милейшей семье, с которой мы здорово ладим, и переехала куда-то, как мы надеемся, на крокодилью ферму в провинцию Зейланд.
Мисс Марпл говорила, что в