Мне не спалось. Думалось о детстве, о матери, о самопожертвовании отца и этой совсем чужой для меня женщины. Она ждала, значит любила. А он не мог уйти из семьи, хотя я давным давно выросла, и уж причина была точно не в детях. Получается, отец тоже любил мать? Или просто так сильно жалел?
Когда на часах засветилась двойка с одинаковыми ровненькими нулями, я все еще не спала. Решила сходить за водой, а заодно заглянуть в гостиную и проверить супруга. Он сладко похрапывал, свесившись наполовину с края. Отринув желание его укрыть, отправилась на кухню. Но оказалось, что бессонница не только у меня. Отец сидел в углу на табурете и неторопливо затягивался сигаретой. Их запах был до сих пор для меня легко узнаваем, он редко менял свои привычки.
— Не спишь? — спросила я и присела напротив.
— Как видишь. Тебя ждал, знал что придешь.
— Откуда?
— На мать ты похожа, Кать. Мимика, эмоции на лице — все одно. Думаешь, не понял я, что у тебя проблемы?
— Да нормально у меня все, пап.
— Я помогу, — ответил он, словно не услышал моих слов вовсе. — Чем смогу, помогу, только скажи. И этот, — он кивнул в сторону гостиной, — ничего не узнает, клянусь. Главное, не бойся, дочка. Вместе мы всегда сила.
Его слова мне по сердцу бритвой. Действительно, вместе сила. С матерью он был до последнего вздоха. Могу ли я доверять ему? Столько лет он общался с Владом, а мне не слова. Хотя я ведь и сама не искала встреч.
— Пап, можно я у тебя недельку поживу? — спрашиваю осторожно, чтобы не выдать своих чувств.
Отец затянулся, крякнул по-старчески и радостно улыбнулся.
— Это конечно же можно. Надеюсь, одна останешься?
— Да, Влад уедет. Ему на работу, я отпуск взяла.
— Хорошее дело. Оставайся, конечно, дочка, отдыхай. Потом и поговорим, без свидетелей. Ну что выпьем?
Я посмотрела на красный маячок только что закипевшего чайника. Отец действительно меня ждал. И это его шутливое “выпьем” однозначно не про алкоголь, отец вообще никогда не употреблял.
— Выпьем, — улыбнувшись, ответила и почувствовала, как груз прошлых дней неожиданно перестал давить на плечи, словно испарился. — Пап, там клубничное еще осталось?
— Осталось. Нинка его тоннами готовит. Внукам.
— У вас внуки? — я осеклась на полуслове. Не знала, что у отца есть кто-то кроме меня.
— Есть. Сережка Нинкин второй раз женился. Уж ему за сорок, а вот детей только наклепал с молодухой-то. В первом браке у него не получалось отчего-то, да кто их разберет отчего. Так он сначала нос задирал, мол сами воспитывать будем, а теперь привозят. И по выходным и на каникулах были. Вот на той неделе уехали.
Я опустила взгляд. Стыдно. И за мысли внезапные, что у отца еще есть дети кроме меня. И за то, что я — непутевая мать.
— Пап, а ты ходишь к ней на могилку? — спросила и не смогла сдержать слез. У дочери не была почти пять лет. С тех пор, как уехала из родного города.
— А как же, обязательно. И к матери, и к Ликуше. Егор там облагородил все, памятник и фото в полный рост. Такая, знаешь, как в танце. Кажется, это то фото, где она золотую выиграла. Цветы всегда хорошие, венки. А по родительским субботам когда приезжаем, у Лики все там в живых цветах. Помнят ее, любят. Парнишка тот, который все ходил, сумку носил ей все, он из армии вернулся. Тоже я его там встречал. Плачет. Говорит, что все еще любит. Ну мы посидели, значит, на скамеечке. Я объяснил, что отпустить пора. Жить надо дальше. У каждого свой путь. И у матери бываем. Все по чести, ухаживаем за всем. Там наискосок через два ряда и Нинкин брат лежит, и отец неподалеку. Ходим, Кать, обязательно ходим.
Я утерла слезы рукавом, резко встала и принялась разливать душистую, настоянную на травах заварку по чашкам.
— Чувствую себя сволочью, пап. Знаю, что надо съездить к ней, но не могу.
— Брось, Катюха ты это всякое “надо”. Надо живым, а не мертвым. Им там вообще все равно. Могила ухожена, не брошена. А ты, слава богу, сама за ней туда не шагнула, и на том спасибо. Думал, не выдюжишь. Ты мне кипятку до краев, а то как будто жалеешь.
Я усмехнулась над отцовской привычкой наливать чай всклянь, долила кипяток и, вздохнув, села к нему поближе. Он накрыл мою руку своей и тихо, едва слышно пробормотал:
— Ты прекрасная мать, Катька, о плохом даже не думай. Нет на тебе никакого греха. Это судьба. От нее не убежишь. Хорошо бы бог тебе послал малыша, ты бы вспомнила, каково это быть счастливой.
23
Наш разговор прервался, на кухню неспешно, немного вразвалочку, вошла полноватая Нина. Она была старше меня примерно лет на пятнадцать. И почти на столько же младше отца. Русые волосы с простым узелком на затылке. Большие глаза с рыжеватыми пушистыми ресницами и лицо в ярких и крупных веснушках. Если сравнивать с моей матерью, то Нина была по сравнению с ней обычной простушкой.
— Проголодались, касатики, — ласково улыбнулась она.
— Да нет, мы просто чаю. Не спится.
— И мне не спится. Думаю, зря столько всего с вечера тяжелого съела. Уж больно шашлык у Сани получается хороший. Мы как-то давно не делали. Сейчас, я вас чем вкусненьким угощу.
Нина подставила табурет и полезла в шкаф, доставать с самой верхней полки баночку, бережно обернутую пергаментом.
Отец подскочил тут же, приобнял ее за ноги, чтобы подстраховать, за что получил по плечу.
— Санька, охальник, напугал!
На что он тихо рассмеялся, но не отступился и Нине спуститься помог.
В баночке оказалась свернутая плотными рулетиками фруктовая пастила. Каждый кусочек был размером не больше рублевой монетки, но хранил в себе вкус настоящего солнечного лета.
— Господи, как же это вкусно! — я смаковала уже третий кусочек, каждый раз пытаясь разгадать, из каких ягод или фруктов он сделан. — Нина, вы просто волшебница!
Хозяйка засмущалась, в ту же секунду покраснела и махнула рукой:
— Вот и хорошо, что понравилось, с собой еще баночку дам. Мне не жалко.
Я смотрела на маленькие кусочки и вдруг откуда-то всплыло яркое воспоминание. Отец вернулся из командировки, развернул мне бумажный, слегка примятый кулек и оттуда высыпал на