— Не будешь нормально питаться, привяжу к кушетке и посажу на внутривенное питание, — недружелюбно пообещал мне он. — Ты что это придумала? Голодом решила себя заморить?
Я поморщилась:
— Совсем идиот? А зачем бы я в таком случае пила воду?
Арлинт вынырнул из окружавшей куб темноты и приблизился вплотную к стеклянной стене, наградил меня испытывающим взглядом:
— Не голодовка? А что тогда это было? Протест? Желание привлечь внимание?
Теперь я вообще скривилась. И нехотя призналась:
— Опасаюсь есть, чтобы ты меня не накачал какой-то гадостью через еду.
У Руорка вытянулось лицо.
— Ну ты и!.. — с досадой выдохнул он через некоторое время. — Если мне будет нужно, я распылю вместе с кислородом необходимое вещество. Заморачиваться с вычислением оптимальной дозы и совместимости с продуктами не стану. Поняла? — Я нехотя кивнула. И арлинт проворчал в ответ: — Гляди мне!..
Видимо, после этого медик счел беседу завершенной и начал поворачиваться с явным намерением уйти. И тогда я буквально подскочила на месте:
— Подожди!
Руорк остановился и оглянулся с нескрываемым подозрением:
— Что такое?
— Что с моими анализами? И почему я изолирована от всех?
От волнения я сама не заметила, как соскочила с кушетки, подбежала к разделяющему нас стеклу и приникла к нему всем телом, положив на стеклянную поверхность ладони.
Медик ответил не сразу. Некоторое время молчал, словно решал, что мне можно говорить, а что нельзя. Или подбирал правильные, по его мнению, слова и выражения. И мне не нравилось ни то. Ни другое. Появилась уверенность, что мне сейчас либо соврут, либо не скажут всей правды. Что почти равнозначно.
— Изменения есть, — нехотя отозвался Руорк спустя какое-то время. — Но мы и так это знали. А большего с диагностического оборудования на крейсере не выжать. Так что… Я послал запрос в Департамент здравоохранения на выделение лаборатории. Таким образом, по прибытии смогу обследовать тебя в полном объеме и тогда дам ответ на твой вопрос.
У меня подкосились ноги, и похолодели ладони. Так вот что задумал арлинт! На что же он надеется? На поощрение? Повышение по службе? Для меня попадание в правительственные лаборатории могло означать лишь одно: как личность я перестану существовать. Превращусь в исследуемый объект. И буду существовать в стеклянном кубе до тех пор, пока заведующий лабораторией будет считать, что это целесообразно. Потом же меня просто… утилизируют…
Я промолчала, не смогла даже звука выдавить в ответ. И арлинт, вероятно, решил, что меня удовлетворили его слова, что я больше не имею к нему вопросов. Повернулся и нырнул в темноту. Шагов его я по-прежнему не слышала. И это было очень, очень плохо…
В том, что куб просто нашпигован следящей аппаратурой, я была абсолютно уверена. И запретила себе проявление слабости у всех на виду. Кое-как собравшись с силой и духом, доковыляла до ванной. Закрыла за собой дверь и только после этого сползла по ней на пол.
Ситуация вырисовывалась отвратительная. А я понятия не имела, как мне из нее выпутаться. Кроме как попросить помощи у командора. И у меня был на это лишь один шанс. Разряжающийся аккумулятор смарткомма не позволит исправить ошибки, если я их допущу.
Проще всего было надиктовать сообщение и отправить его. Но я опасалась это делать, чтобы Руорк не смог узнать раньше времени. После долгих раздумий я, в конце концов, набрала короткое сообщение:
«Командор, простите за беспокойство, но мне нужна помощь. Руорк отправил заявку на меня в правительственные лаборатории. Оттуда не выходят. Там утилизируют подопытных. Простите за сумбурное послание, но у меня разряжается смарткомм, а зарядки нет».
Я не рискнула набирать что-то еще и нажала кнопку отправить. Смарткомм мигнул, показывая стадии отправки и… погас. Я утратила последнюю возможность связи с внешним миром. Но хуже всего было то, что я не поняла, отправилось ли сообщение или не успело…
И потянулись для меня бесконечные, мучительные часы ожидания… Говорят, это худшая из всех видов пытки. Предвкушение грядущих неприятностей, нехорошее предчувствие не позволяли ни на секунду расслабиться. Отвлечься было не на что. Даже читать дневник с «Медеи» я больше не могла: смарткомм умер полностью. Я лишилась возможности не только с кем-то связаться, но и узнать время: терминал на столе оказался заблокированным или выключенным. Руорк ухитрился полностью меня изолировать. И это ужасно давило на психику.
* * *
Теперь дни и ночи для меня слились во что-то единое: свет не выключался, узнать время я не могла, и ко мне никто не приходил. Даже Руорк. Постепенно все чаще и чаще стала ловить себя на мысли, что хочется впасть в какую-то спячку, чтобы не ощущать давление одиночества, изолированности, оторванности от жизни. Подобные мысли поначалу пугали до безумия. Я начинала качать пресс и отжиматься до одури, до мельтешения мушек в глазах, лишь бы усталость затмила все, лишь бы избавиться от жутких, несвойственных мне мыслей. Что-то подсказывало мне, что эти рассуждения — инопланетное наследие, приобретенное вследствие инфицирования. Но постепенно я то ли свыклась с ними, то ли просто мне стало все безразличным.
Было уже совершенно очевидно, что сообщение Райдену отправить не получилось. А Руорк наверняка придумал какое-нибудь правдоподобное оправдание, причину, по которой меня нельзя посещать. Ведь исследовательские боксы, как правильно называлась моя тюрьма, только выглядят простой стеклянной комнатой. На самом деле они начинены такой аппаратурой, которая при необходимости будет искусственно удерживать внутри бокса, скажем, атмосферу железной звезды с ее инфракрасным излучением и отсутствием атмосферы, вернее, ядовитой для землян атмосферой. Так что ни гиперпрыжок, ни прибытие на базу я внутри куба не почувствую. То есть, буду смирно сидеть до тех пор, пока меня не усыпят распыленным газом и не перевезут в закрытую лабораторию…
Моя жизнь неожиданно превратилась в однообразное растительное существование. Ни книг, ни галавидения, ни общения и галанета. Сон, гигиенические процедуры, физические нагрузки и еда, вот и все перемены. И то, последнее лишь потому, что я помнила обещание медика и опасалась оказаться обездвиженной. А так аппетит давно пропал. И начисто. Перспективы пугали, и я продолжала существовать скорее по инерции…
К сожалению, я оказалась права в своих опасениях и предсказаниях собственного будущего. В один далеко не прекрасный момент, отжимаясь, я вдруг осознала, что мысли путаются, а проклятый, осточертевший до зубовного скрежета куб плывет перед глазами. Мозг отстраненно отметил эту странность, а в следующий миг на меня навалилась удушающим покрывалом тьма. И я даже не поняла, успела ли лечь