Вскоре его мысли отвлеклись от предстоящей миссии. Ему хотелось принять болеутоляющую таблетку, хотя он не испытывал боли. Уровень адреналина был высоким, как всегда бывало перед началом работы, но сейчас его беспокоило, что он нервничает сильнее, чем прежде.
Когда-то, работая в опергруппе SAD, он был похож на хорошо отлаженный механизм.
Женщина из Канады каким-то образом сумела залезть ему в голову. Ему не хватило ума не вступать с ней в разговоры и не оправдываться перед ней, но в ее поведении было что-то, одновременно раздражавшее и успокаивавшее его. Он бы никогда не признался в уважении к ней – он был абсолютно не согласен с профессиональным ханжеством, принятым в ее ведомстве, – но на темной стороне, где ему приходилось работать, редко встречались настоящие люди. И хотя в обычной жизни она, скорее всего, была идеалисткой и пацифисткой, распевавшей песню «Мы – это мир» и обнимавшей деревья, по крайней мере, она была идеалисткой, которая сталкивалась лицом к лицу с реальными опасностями этого мира.
Самолет начал круто снижаться, отчего желудок подкатил к горлу, и Корт расстегнул пряжку ремня безопасности.
Во время дня, который они провели вместе, Элен Уолш нажала какие-то кнопки в голове у Джентри, и, хотя эта женщина прямо сейчас могла готовить обвинительный акт, начинать расследование и вкладывать все силы в попытку отправить его за решетку, Корт не мог сказать, что больше не хочет видеть ее.
Он покачал головой. Черт, выбрось эти бредни из головы.
«Ан-26» быстро выровнялся, отчего желудок Корта дернулся в противоположном направлении. Со скрипом и жужжанием за его спиной раскрылся задний грузовой люк. За красным освещением кабины появилось холодное ночное небо. Порыв воздуха был громким, как пневматический хлопок, но едва ощутимым, так как аэродинамика самолета не пропускала ветер внутрь.
Да, когда-то он был хорошо смазанным механизмом.
Корт встал, убедился в том, что снаряжение надежно закреплено на теле, и стал продвигаться к темному люку.
Он внушал себе, что все еще остается механизмом, и он верил в это. Просто ему нужно было немного больше смазки, чем в прежние дни.
Серый Человек медленно прошел по наклонному пандусу и вывалился в черное небо.
Здесь, у восточного побережья Судана, ночной воздух был прохладным; легкий бриз, задувавший со стороны океана, обеспечивал это. Область холмов Красного моря, топографическая аномалия к западу от Порт-Судана и к северо-западу от Суакина, поднималась на тысячу футов над Сахелем: бесформенное скалистое искажение темно-коричневого цвета над плоским ландшафтом.
В половину первого ночи на склонах холмов не светился ни один огонек, лишь в небе висел узкий серп луны. На десятки километров во всех направлениях не было источников электричества, но эти холмы не были необитаемыми. Здесь жили народы беджа и рашайда. Они пасли коз или содержали маленькие фермы на плато, торговали на рынках Порт-Судана или Суакина, возделывали землю, где только могли, и питались ее скудными плодами. Больше всего они старались избегать могущественных арабских племен, которые имели власть и возглавляли правительство Судана.
Когда-то в этих холмах нашли золото. Со времен фараонов золотую руду добывали и транспортировали по суше в Каир и Александрию. Теперь добыча драгоценных металлов в регионе почти прекратилась, но гипс, железную руду и известняк все еще выцарапывали из негодной породы и отправляли в те места, где существовала потребность в сырье для строительных материалов.
Здесь все это определенно не требовалось.
Несколько лет назад здесь бушевала война. Как и в Дарфуре или в южном Судане, восточные меньшинства однажды попытались восстать и сбросить ярмо угнетения. Они были плохо организованы, еще хуже вооружены и материально обеспечены, поэтому их покорение стало лишь легким делом на фоне гораздо более крупных и кровопролитных гражданских конфликтов на другом конце этой обширной страны.
Теперь на темном и прохладном краю холмистой возвышенности с видом на плоскую прибрежную равнину, которая тянулась на двадцать миль до Порт-Судана, не было ничего, кроме тощих коз, оставленных на ночном выпасе народом беджа. Многие животные спали стоя, другие лениво жевали пучки зеленой травы.
Серая коза громко заблеяла, к ней присоединилась другая, потом третья. Вскоре козлиные крики слились в хор, а потом маленькое стадо разделилось и разбежалось от центра, оставив свободное пространство на травянистом склоне.
Большой коричневый рюкзак грохнулся на пустое место и покатился по склону, размахивая за собой двадцатипятифутовым шнуром.
Через несколько секунд человек в темной одежде приземлился на обе ноги и как будто восстановил равновесие после короткой пробежки, но парашют над его головой сдувался и надувался под порывами ветра и мотал его из стороны в сторону. Он споткнулся и побежал вперед, дергая и подтягивая стропы на ходу.
Через тридцать метров он наконец остановился. Парашют лежал на земле, козлиное блеянье постепенно затихло, и стадо вернулось на прежнее место, как будто и не заметило странного вторжения.
Джентри опустился на землю, прижал трепещущую парашютную ткань к груди и огляделся в темноте.
– Полное дерьмо, – сказал он, не обращаясь ни к кому в особенности, потом согнулся пополам, оперся на левый локоть и сблевал в сухую траву.
Когда он пришел в себя, то прополоскал рот водой из фляжки в рюкзаке, сплюнул и поглядел вдаль. Он сидел лицом к востоку и видел на северо-востоке огни Порт-Судана примерно в двадцати милях по прибрежной равнине. Потом он повернулся направо и посмотрел на юг. Он знал, что Суакин находится там, в двадцати пяти милях или немного больше. Нужно было как можно скорее добраться туда.
Ему уже хотелось быть там и разведать территорию, исследовать реальную местность вместо карты и уточнить свой план.
Корт встал и обнаружил, что его левая ягодица ушиблена и немного опухла, но не обратил на это внимания. В рюкзаке были болеутоляющие средства. И слабые, и самые сильные. Он упрятал их поглубже, борясь с искушением и желая подольше обойтись без них. Это была временная победа, поскольку он больше не залезал в рюкзак за таблетками.
Несколько минут он провел среди тощих коз, спрятав парашют и другие ненужные мешки в колышущейся траве и зарослях кустарника. Он переоделся, облачившись в простые темно-синие штаны и темно-зеленую рубашку с короткими рукавами; и то, и другое было куплено вчера в Эль-Фашире. Рашайда, светлокожие арабы местного происхождения, часто предпочитали западный стиль одежды длинным плащам и широким балахонам. Он понимал, что при личном контакте никто не поверит, что он принадлежит к рашайда: ни один носитель арабского языка не купился бы на его неуклюжую речь, да он и говорил на другом диалекте. Поэтому он собирался избегать близких контактов, а при необходимости называть себя боснийским мусульманином, который изучал арабский язык в Египте, но решил совершить хадж – очистительное мусульманское паломничество в Мекку, в Саудовской Аравии. Среди мусульман Восточной Африки Суакин был известен как порт, откуда можно было переправиться через Красное море в Джидду для дальнейшего перехода в Мекку. Корт даже приобрел молельный коврик на рынке Эль-Фашира, чтобы подкрепить свою историю.
Пожалуй, это было самое ненадежное прикрытие, которое он когда-либо изобретал. Джентри не знал ни слова на сербохорватском языке, принятом в Боснии. Он не мог найти никакой веской или даже хлипкой причины для того, чтобы босниец, который учился в Египте, вдруг решил проникнуть в Саудовскую Аравию через Судан. Он не мог объяснить происхождение большого рюкзака, а тем более снайперской винтовки и других интересных вещей, хранившихся в рюкзаке. Он не мог объяснить крупную сумму денег в его бумажнике и денежном поясе. Он не мог рассказать, каким путем пришел из Египта в Судан, или объяснить, где он жил в Каире.
При любых серьезных вопросах он решил изображать дурачка, что было легче всего в данных обстоятельствах.