– Боюсь, вы правы, – с легким удивлением ответила Эллен.
В библиотеке Хансард показал удостоверение Белой группы. Пришлось подождать, пока кто-то кому-то звонил. Наконец явился замученного вида библиотекарь и косо глянул на Хансарда.
– Да, сэр. Что именно вам нужно для вашей работы?
– Скинские документы.
Библиотекарь покачал головой, но сказал:
– Понятно. Что ж, сэр, нам велели оказывать вам содействие. Минуточку.
Он ушел через внутреннюю дверь.
Хансард сказал Эллен:
– Очень странно. Такое впечатление, что мне не хотят давать эти документы. Никогда раньше такого не было.
– Вы сказали им, что у вас есть экземпляр пьесы?
– Нет.
– И не говорите, – шепнула она. – Я слышала от Лилли, моей подруги, которая работает у сэра Эдварда. Скинская рукопись должна оставаться чисто английским проектом.
Вернулся библиотекарь.
– Пройдите сюда, сэр, мэм.
Их провели в комнатку, обшитую деревянными панелями. На конференц-столе стояли ящики с документами, рядом – несколько стульев.
– Вот Скинские документы, доктор Хансард. Вы понимаете, что их нельзя отсюда выносить?
– Разумеется, – ответил Хансард как можно терпеливее. – Как насчет фотокопирования?
– Боюсь, это невозможно, сэр. Документы очень ветхие, и наш специалист по консервации не разрешает их фотокопировать. – Библиотекарь глянул на часы. – Трех часов вам хватит?
– Сомневаюсь, – сказал Хансард, теряя терпение. – Послушайте, я работаю со старыми документами с семнадцати лет и, мне кажется, знаю, что с ними можно делать. Если с моим удостоверением что-то не так, скажите прямо, а не разговаривайте со мной, как с первокурсником.
– Прошу прощения, сэр, – сказал библиотекарь совершенно не извиняющимся тоном. – Я приду через три часа.
Когда он ушел, Эллен спросила:
– С семнадцати?
– Что? – Хансард мгновенно остыл. – Я начал… довольно рано. – Он глянул на документы. – У нас три часа и нет возможности снять фотокопии. Что будем делать?
– То, что делали, когда не было фотокопий, – сказала Эллен. – Будем много выписывать.
Она открыла сумку и вытащила стопку блокнотов на пружинке и десяток карандашей.
– Где вы были всю мою жизнь? – спросил Хансард, и они принялись за работу.
В Лондоне Гарет Риз-Гордон сидел в индивидуальном отсеке главных фондов МИ-6 и перебирал фотографии, сделанные в последние дни жизни Палатайна. Это были зернистые, увеличенные черно-белые снимки в пластиковых файликах, низкоприоритетные и оттого низкобюджетные. Спутник с расстояния в тысячу миль дает изображение четче.
Напротив Риз-Гордона сидел клерк, явно страдающий оттого, что должен работать в обеденный перерыв.
– И как? – спросил он.
– В газетах и то лучше, – сказал Риз-Гордон и перелистнул снимок.
Его пальцы замерли в воздухе и выпустили файлик.
Волосы были не того цвета, лицо по большей части скрыто… но белый плащ, серьги…
– Что-то нашли? – спросил клерк.
Риз-Гордон листал журнал с данными фотографий.
КОНТАКТ 29 августа
МЕСТО отель Х2/обычная явка
ЛИЧНОСТЬ неизвестна
ЦЕЛЬ КОНТАКТА неизвестна
КОД ДЕЛА нет
– Вы ее узнали? – Клерк наконец заинтересовался, но старался этого не показать. Он постучал пальцем по блоку желтых формуляров.
– Дайте сюда, – сказал Риз-Гордон.
Он вырвал у клерка блок, оторвал верхний формуляр, вписал «Белл, Сьюзен Свенсен» в графу «фамилия, имя», вписал в нужные строчки звание и должность, вписал «скончалась» в отведенное под это окошко и «ожидается» в графу «код дела», снизу поставил свою фамилию и подпись, затем сунул формуляр в файлик со снимком.
– Сделать копию?
– Нет, – ответил Риз-Гордон и захлопнул папку. – Не убирайте пока.
Он встал и пошел к внутреннему телефону. Надпись на двери кабинки гласила: «ДОКУМЕНТЫ НЕ ВНОСИТЬ». Риз-Гордон набрал номер отдела регистрации дел департамента «С».
Через несколько минут он вернулся в отсек, взял у клерка папку с фотографиями. Вытащил желтый формуляр, вычеркнул слово «ожидается».
– Так нельзя.
– Что?
– Нельзя делать исправления в заполненных бланках.
Клерк оторвал от блока новый листок. Он забрал первый у Риз-Гордона из руки, взял резиновый штампик и проставил на обоих формулярах дату и красный номер. Старый отправился в сейф, новый он с медлительной важностью вручил Риз-Гордону.
– Теперь можете заполнять.
Риз-Гордон очень спокойно заполнил новый формуляр. Код дела был теперь ГРАВЕР, и это слово Риз-Гордон вписал в соответствующую графу. Названия ничего не означали: компьютер выбирал их случайно из загруженного словаря, чтобы никто по коду дела не угадал его сути. Когда-нибудь, подумал Риз-Гордон, компьютер выберет слово ОЖИДАЕТСЯ, и все клерки рехнутся. Подумал не с юмором, а как о чем-то неизбежном и чуточку приятном.
Он вышел из фондов, из здания, и свернул в паб. Итак, теперь у него есть дело.
Возможно, есть. Слишком много переменных, слишком много неизвестного.
Рано или поздно все сойдется. Так бывает всегда. И как только это произойдет…
Бармен поставил перед ним пинту горького и картофельную запеканку.
– Добрый день, Гарет.
– Добрый день, Чарли.
– Трудное утро?
– Хуже не бывает. Родственник умер.
– Сочувствую. – Чарли был по совместительству полисменом и знал, что Риз-Гордон имеет в виду. – Жена все надеется, что вы заглянете к нам как-нибудь вечерком.
– Как-нибудь загляну, – ответил Риз-Гордон, не собираясь выполнить обещание, но и не кривя душой.
Чарли отошел.
«Господи боже мой, Сьюз, – думал Риз-Гордон, стискивая зубы до боли в изуродованной щеке, – во что ты вляпалась и кто были твои сообщники?»
– А вот это странно, – сказал Хансард через полчаса работы над Скинскими документами. – В описи значатся сценарий, письма и, представляете, домашние счета.
– Вы уверены, что их не добавили позже к найденным документам?
– Тут особо отмечено, что они – часть находки. – Хансард постучал по ящику с пергаментами. – Какого черта домашние счета замуровали вместе с остальным? – Он глянул на часы. – Остается только прочесть их и выяснить.
Через двадцать минут он сказал:
– О, а вот это интересно.
– Уже лучше, чем «странно».
– Вот гляньте. – Он указал. – «Костюмы к рождественской маске для ее величества, двадцать шиллингов четыре пенса». Приличная сумма.
– Жалованье слуги за три месяца, – сказала Эллен. – Но вы же не о том? – Она постучала карандашом по блокноту. – Для елизаветинской эпохи рождественские маски нехарактерны, это скорее уже двор Иакова. А Марло к тому времени давно умер.
– Тогда был их расцвет, да. Но, безусловно, можно представить, что такую маску давали для Елизаветы – она не меньше других любила театр. И если что-то пошло не так, понятно, отчего тогда они не распространились…
– Почему вы думаете, будто что-то пошло не так?
Хансард слушал ее вполуха. Мысли его уплывали, перед ними возникали картины неразберихи, пышных костюмов, внезапной крови… Он усилием воли вернулся в настоящее.
– Потому что эти записи замуровали в стене. – Он пристально взглянул на Эллен. – Понимаете, кто-то уничтожал улики.
– Возможно, – медленно проговорила она.
– Вот гляньте. – Хансард показал ей опись. – «Письмо Томаса Уолсингема Кристоферу Марло».
– Подлинность еще не установлена, – заметила она.
– Однако все сходится. И мы знаем, что Томас отчасти унаследовал шпионскую сеть брата… и что Марло последние годы жил у него. Итак, где письмо?
– Его здесь нет, я уже проверяла. – Она протянула ему белый листок. – Формуляр с отметкой о выдаче. Помните, мы говорили о профессоре Четвинде? Письмо у него.
– Так эти документы все же выдают на руки, – сухо заметил Хансард.
Они убрали блокноты за пятнадцать минут до конца трехчасового срока, просто чтобы увидеть лицо библиотекаря, когда тот войдет и обнаружит, что они готовы уйти. Это было хоть какое-то удовлетворение.