Начнем с образа старой разбойницы. Что мы о ней знаем: она отвратительна внешне, ест детей (прямо как ведьма из «Гензель и Гретель»), у нее козлиная бородка, котел с варевом и она неожиданно делает сальто назад. Подобно тому, как владелица пряничного домика из сказок братьев Гримм из древнего божества превратилась в ведьму с приходом христианства [51], еще одна древняя богиня в лице старой разбойницы становится пособницей Сатаны. Древние ритуалы, выстроенные вокруг культа женского божества (как и вокруг большинства языческих божеств, будем честны), предполагали жертвоприношения, в том числе и ритуальное убийство детей [52]. Авраамические монотеистические религии постепенно уничтожали подобные обряды, заменяя живых жертв на что-то более гуманное, например подношения напитками или едой, но параллельно с этим христианство демонизировало все, что было связано с прошлым культом. Это объясняет, почему у матери-разбойницы растет козлиная бородка – ведь в христианстве подобную носит Сатана, а значит, это косвенное указание на злобную природу персонажа, и старая ведьма носит на себе как бы метку того, кому она служит. Котел, который является центром логова разбойников, тоже может быть сниженным образом божественного котла. Например, у кельтов трехликая богиня Бригитта постоянно носила с собой котел, а еще был особый котел у бога-отца Дагды, из которого он черпал свои блага [53]. Но поскольку старая богиня в лице разбойницы уже превратилась в ведьму, то котел у нее тоже похож на ведьминский [54], откуда вместо вдохновения и добрых дел появляются только проклятья и несчастья. Что еще мы могли упустить из того, что характерно для прислужниц Сатаны? Конечно, ведьмы ведь должны летать!
«Разбойники сидели вокруг огня, пили вино и распевали песни, а старуха-разбойница кувыркалась».
Эти кувырки или, скорее, «сальто» в оригинале являются остаточным явлением полноценных ведьминских полетов. Все у старухи-разбойницы несколько поломанное и ущербное, как у героини сказки, которую все забыли, но, может быть, ее дочери повезло больше?
Что мы знаем о маленькой разбойнице: она явно симпатизирует Герде, она сильнее, шире в плечах и более ловкая, чем наша героиня. Также при ней всегда нож, она даже спит с ним в обнимку. В плену у разбойницы находятся птицы и олень, которого она потом отдаст Герде. Если до этого мы говорили про богинь плодородия, независимых правительниц и ведьм, то маленькая разбойница – новый тип божества: богиня-девственница, такая, какой была Артемида – древнегреческая богиня охоты.
Артемида [55] бродила по холмам со своей свитой дев и охотничьими собаками, а любой мужчина, осмелившийся приблизиться, рисковал быть разорванным. Священным животным Артемиды был олень, что делает маленькую разбойницу похожей на богиню, ведь у последней в плену содержится то же самое животное. И подобно тому, как Артемида не жаловала мужчин, маленькая разбойница тоже испытывает больше сочувствия и понимания к Герде и грустит, когда та вынуждена покинуть ее.
Маленькая разбойница представляет собой еще один тип героини, более андрогинный и не следующий социальным нормам. Подобно тому, как Герда в саду цветочной колдуньи слушала разные истории о женских судьбах, на пути героини встречаются разные модели женского характера. Это сделано для того, чтобы девочка прошла через взросление, зная, что во взрослой жизни будет больше вариантов, чем один классический: встреча принца, свадьба и «долго и счастливо». Здесь испытание оказывается совсем не сложным: не нужно проявлять стойкость или же знать языки птиц, достаточно не бояться и продолжать помнить о том, кто ты и куда ты идешь. Даже если маленькая разбойница пугает тебя до смерти.
Разбойница отпускает Герду и, как очередная дарительница на этом мифическом пути, делает ей подарок: на этот раз это олень, который отвезет Герду дальше на север, в Лапландию.
Лапландская и финская женщины
Мы едем дальше, и перед нами появляются две старые женщины. Обе с котелками, обе готовы помочь. Это шаманистские «мудрые женщины» тундры.
Первая – лапландская женщина. Она живет в маленькой хижине:
«Они остановились у жалкой лачужки; крыша почти касалась земли, а дверь была ужасно низенькая: чтобы войти в избушку или выйти из нее, людям приходилось проползать на четвереньках. <…>
– Ах вы, бедняжки! – сказала лапландка. – Вам еще предстоит долгий путь; нужно пробежать сто с лишним миль, тогда вы доберетесь до Финмарка; <…> Я напишу несколько слов на сушеной треске – бумаги у меня нет – а вы снесите ее одной финке, что живет в тех местах. Она лучше меня научит вас, что надо делать».
Лапландская женщина – пожалуй, первая героиня, которая максимально приближена к Герде. Она не колдунья, не богиня, не правительница, скорее, это «знающая женщина», вроде той, к которой ходил маленький Андерсен и черты которой мы видели у бабушки Герды. Шаманка сама не в силах помочь героине, но она знает, у кого попросить, она служит медиумом и одновременно перевалочным пунктом, отправляя послание на рыбьей коже. Это пока что единственное, чем лапландка может помочь, и Герда едет дальше.
«Так добрались они до Финмарка и постучали в дымовую трубу лачуги финки – у нее и дверей-то не было.
В лачуге было так жарко, что финка ходила полунагая; это была маленькая, угрюмая женщина. Она живо раздела Герду <…> чтобы девочке не было слишком жарко <…> и только потом принялась читать то, что было написано на сушеной треске».
Финка уже меньше похожа на обычную женщину: среди снегов она живет в лачуге, которая, вероятно, должна чем-то напоминать юрту, без понятного входа, но внутри этой лачуги очень жарко. Если мы вспомним, что обе героини – шаманки, то, вероятно, жар внутри дома финки – это ритуальный очаг, который героиня должна постоянно поддерживать, подобно жрицам [56] богини Весты в Древнем Риме, обязанным следить за жертвенником, чтобы огонь в нем не угас.
Но дальше происходит интересное. Мы привыкли,