Мне показалось, что это был голос поверенного.
– И часто им снились крысы, доктор? – Из-за того, что в гулкой столовой голоса сильно искажались, я не мог ручаться, что ему ответила Лидия, но почти в этом не сомневался.
– В этом-то и была главная сложность, – в разговор вмешался второй мужчина, – ведь топить их мы сочли тогда чрезмерной мерой. А вот чтобы им снились крысы, нам иногда приходилось подбрасывать парочку им в кровать!
Я вспомнил свой сон, и меня передернуло. Самым необычным было то, что этот голос принадлежал – я был в этом совершенно уверен – отцу О’Брайену!
– Неужели вы так и не смогли придумать других способов? – брезгливо спросила Лидия.
– Простите, мисс Флоренс, – поверенный обращался к своей собеседнице крайне почтительно, – я признаю, что мы полностью дискредитировали себя, но, к сожалению, обстоятельства складывались таким образом, что выбирать нам не приходилось.
Голоса стихли. Собеседники продолжили трапезу в молчании. Мое любопытство достигло такой степени, что оставаться на месте было уже невмоготу. Я приоткрыл дверь пошире, намереваясь подкрасться к перилам и заглянуть вниз. Кажется, этой ночью собакобоязнь посещала меня через раз, но мысли об алабае меня не тревожили. На третьем шаге подо мною скрипнула половица. Стук приборов прервался, и наступила тишина. Было слышно лишь, как в камине гудит огонь.
Я постоял с минуту, но не уловив больше ни звука, решил, что мое присутствие обнаружено. Уже не скрываясь, я подошел к перилам, но внизу увидел только опустевшие стулья, остатки обильного ужина и наполовину опорожненные бокалы с красным вином. Количество приборов и тарелок с недоеденной пищей говорило о том, что таинственных полуночных чревоугодников было четверо.
«К черту это. Сейчас узнаем, что вы еще за гуси-лебеди», – подумал я и, вернувшись в комнату, взял в руки небольшой арбалет, установил на ложе короткую черную стрелу и быстрым движением встроенного в приклад рычага натянул тетиву. Перекинув колчан с остальными стрелами через плечо, я решительно спустился по лестнице, держа арбалет наготове.
Примечательно, что мне даже не пришло в голову придумать хоть сколько-либо вразумительного оправдания своим действиям. Допускаю, впрочем, что сгодилось бы и такое: «Я запросто могу повстречать там крысиного короля, и сваляю крупного дурака, если не проткну ему брюхо до того, как он превратит меня в щипцы для колки орехов!»
Как ни странно, столовая не производила впечатления кем-то спешно покинутой. Внезапно почувствовав дикий голод, я схватил с большого серебряного блюда здоровенный кусок остывшего мясного пирога и жадно съел его, не успевая прожевывать. Мясо показалось мне изумительно вкусным.
Запив еду вином прямо из объемистого хрустального декантера, я отправился вглубь дома и последовательно прошел сквозь кухню, где ярко горели светильники и в беспорядке лежала немытая посуда для готовки; гостиную, обставленную гораздо современнее, чем столовая – с мягкими диванами и креслами, но без телевизора; и наконец прихожую, в которой лунный свет, проникая сквозь два витражных стекла по бокам от двери, создавал необыкновенно красивые цветные узоры на полу и стенах.
Хотя я так никого и не встретил, меня не покидало ощущение, что кто-то внимательно наблюдает за каждым моим шагом. Не обнаружил я и алабая, о котором, кстати, окончательно перестал беспокоиться. Вместо этого я ощущал поражавшую меня уверенность, что как бы быстро он на меня ни набросился, я в любом случае успею вонзить ему стрелу между глаз – а то и две!
Выглянув во двор, я увидел там только две машины – мою и Лидии. «Сныкались на башне – и не гу-гу», – решил я, и повернулся к витой лестнице, ведущей наверх, но вдруг заметил в темном углу под ней обитую ржавым железом деревянную дверь. Самым странным в этой двери было то, что хотя сначала она и показалась мне самых обычных размеров и пропорций, но приблизившись, я понял, что высотой она примерно в половину моего и так не слишком внушительного роста.
Я мог бы поклясться, что видел эту дверь впервые в жизни, но сразу уловил знакомое мне ощущение ужаса и тоски. Это было именно то самое чувство, на которое я натыкался всякий раз, когда хотел вспомнить хоть что-нибудь о своем детстве!
У меня не оставалось сомнений: за этой дверью, или, точнее, дверкой, находилось нечто такое, что помогло бы прояснить происходящее в этом доме, но с каждым моим шагом к ней меня все сильнее одолевал какой-то абсолютно запредельный страх, подобный которому мне еще никогда не доводилось испытывать. Навязчивый скрежет вгрызающейся в живую плоть бензопилы, топот десятков детских ножек по гулким коридорам заброшенного лепрозория и невнятные причитания обитателей неглубоких лесных могил – звуки, которые я быстро перебрал в памяти, чтобы рассеять эту давящую на нервы тишину, мой страх только усугубили. Сделав над собой громадное усилие, я все-таки присел на одно колено, взялся за небольшое железное кольцо – и даже потянул за него.
На мое счастье, дверь оказалась надежно заперта на ключ. Сквозь крошечную замочную скважину тянуло сыростью, и еще почему-то пахло свежими фиалками. Можно было, конечно, поискать ключ на заваленных каким-то ветхим скарбом полках старого дубового шкафа, стоявшего рядом, но я решил все же не искушать судьбу, произнеся вслух:
– Ну уж нет. На сегодня это явный перебор, детки!
Подниматься на башню или обыскивать тетину комнату я также не пожелал, сочтя за благо вернуться к себе. Но и на этом моим ночным испытаниям не суждено было закончиться!
Я прошел обратно в столовую, но вдруг уловил едва слышный – и весьма неожиданный шум из внутреннего двора. Это был звон лопаты, которой кто-то рыл каменистую землю. Разглядеть изнутри, что именно там творилось, я не мог, потому что луна спряталась за облаками и окна галереи лишь отражали мою растрепанную фигуру с арбалетом наперевес, освещенную ярким каминным пламенем.
– Да вашу ж… – выругался я и направился к выходу из галереи.
Во дворе никого не было. Темнота скрывала источник этого сводящего с ума ритмичного звука, но шел он со стороны реки. Мои нервы были на пределе. Собрав всю волю в кулак, я медленно двинулся вперед. Пройдя с полсотни шагов, я увидел, как из уже кем-то вырытой глубокой ямы на склоне вылетают комья земли. В какой-то момент таинственный землекоп прервал свое занятие, и когда я, стараясь не дышать, подошел еще ближе, то обнаружил черный провал и горку свежей почвы