А в обеденный перерыв он появился в моей кондитерской. Стремительный, решительный, с огромным букетом алых роз в руках.
— Олеся, прости за вчерашнее. Дела, — без предисловий начал он, вручая мне цветы. — Поужинаем сегодня? По-настоящему. В ресторане.
Его напор, этот букет, это приглашение — всё происходило слишком быстро, слишком стремительно. Я испугалась. Одно дело — ужин в съёмной квартире, почти случайный, а другое — официальное свидание. Я отступила на шаг назад, прижимая к себе цветы, как щит.
— Игорь Петрович, я пока не готова, — прошептала я. — Всё это слишком быстро. К тому же, я всё ещё замужем.
На мгновение его лицо окаменело. В глазах промелькнуло что-то похожее на боль, но он тут же взял себя в руки, спрятав эмоции за маской непроницаемого спокойствия.
Игорь Петрович медленно кивнул, отступая на шаг и выпуская мою ладонь. Улыбка, которой он меня встретил, исчезла без следа, оставив после себя лишь тень глубокой усталости.
— Я понял, — тихо сказал он. — Прости за напор.
Он аккуратно положил огромный букет на один из столиков, словно боясь повредить хрупкие лепестки. Далее развернулся и, не сказав больше ни слова, не оглянувшись, вышел.
Звякнул колокольчик над дверью, отрезая его от меня, и я осталась одна, подавляя в себе обиду собственного малодушия.
Игорь Петрович исчез.
Неделя превратилась в серую вечность, состоящую из семи одинаково пустых дней.
Он не звонил, не писал и, разумеется, не появлялся.
Каждый звонок колокольчика над дверью заставлял моё сердце спотыкаться и болезненно ухать вниз. Я подскакивала, рефлекторно поправляя фартук, и замирала, вглядываясь в лицо очередного посетителя, чтобы тут же ощутить, как волна тягучего разочарования гасит искру глупой надежды.
Я ругала себя на чём свет стоит. Ночами, в тишине опустевшей кондитерской, я снова и снова прокручивала в голове наш последний разговор.
Зачем? Зачем я его оттолкнула? Единственного человека, который за эти страшные месяцы проявил ко мне не жалость, а искреннюю, тёплую заботу.
Мои же слова — «я всё ещё замужем» — звучали теперь фальшиво и нелепо. Он ведь знал всю мою ситуацию. Я просто испугалась, спряталась за формальность, как за каменную стену, и ранила его.
Чтобы не утонуть в этих мыслях, я с фанатичным остервенением ушла в работу. Я брала все заказы, которые только могла: на сложные многоярусные торты, на сотни пирожных для корпоративов, на свадебные кэнди-бары.
Моя кондитерская превратилась в мою крепость и мою тюрьму. Дни и ночи смешались в сплошной круговорот из муки, сахара и взбитых сливок.
Физическая усталость стала моим спасением — я месила тесто до боли в плечах, взбивала крем до онемения в руке, лишь бы к ночи не оставалось сил думать.
Вскоре заказов стало так много, что я снова перестала ездить в съёмную квартиру, экономя драгоценные часы на дорогу. Я просто падала в одежде на маленький диванчик в подсобке и мгновенно вырубалась, проваливаясь в тяжёлый сон без сновидений.
Вот только утром, едва открыв глаза в прохладном, пахнущем ванилью воздухе, я снова думала о прокуроре.
Однажды, проснувшись от назойливого луча солнца, пробивавшегося сквозь жалюзи, его образ возник перед глазами так отчётливо, словно он стоял рядом.
Закрыв лицо ладонями, я обессиленно простонала в подушку:
— Не-е-е-ет, когда же я его забуду⁈ Надо же было мне на четвёртом десятке влюбиться, как глупой девчонке!
Собрав остатки воли, я снова попыталась раствориться в работе. И в тот момент, когда я, вся в муке, с силой раскатывала тесто для очередного торта, вымещая на нём всю свою тоску, колокольчик над дверью звякнул.
Я, не отрываясь от дела, бросила через плечо:
— Минутку! — и только потом подняла глаза.
На пороге стоял он. Игорь Петрович. В идеально отглаженном костюме, серьёзный и собранный. Сердце застучало в висках, затем замерло и рухнуло вниз, чтобы тут же опять забиться с бешеной, оглушительной скоростью.
— Здравствуйте, Олеся. Я хотел бы заказать торт, — сказал он ровным, деловым тоном, будто мы не виделись всего день. — Для всего коллектива. У меня день рождения.
Волна такой оглушительной, иррациональной радости затопила меня, что я едва устояла на ногах. Я готова была испечь ему самый лучший торт на свете совершенно бесплатно!
Я приняла заказ, обсудила детали, изо всех сил стараясь выглядеть спокойной, и чтобы руки, записывающие его пожелания, не выдавали моей внутренней дрожи.
А когда он ушёл, я, оставив на время другие заказы, тут же начала выполнять его заказ. И, помимо большого корпоративного торта, испекла для него ещё один, маленький десерт — его любимый медовик, о котором он как-то обмолвился.
Это был мой личный подарок, моя безмолвная благодарность, моё отчаянное извинение, завёрнутое в тончайшие медовые коржи и нежный сметанный крем.
Когда он приехал забирать заказ, я протянула ему большую коробку с тортом и маленькую, изящно перевязанную лентой.
— А это от меня. В благодарность.
Игорь Петрович растерянно посмотрел на коробочку, потом на меня, и его обычно строгое лицо смягчилось, а в уголках глаз собрались едва заметные морщинки.
Он взял подарок, и на мгновение наши пальцы соприкоснулись.
— Олеся, у меня есть признание, — тихо произнёс он, не отрывая от меня тёплого взгляда. Я затаила дыхание. — Мой день рождения через две недели. Я просто придумал повод, чтобы приехать. — Игорь Петрович помолчал, продолжая смотреть мне прямо в глаза так, что у меня подогнулись колени. — Я знал, что ты не ночуешь в квартире. Сразу понял, что ты вся в работе, и приехал сюда. Я не хотел давить, просто ждал. — Он снова сделал паузу, давая мне возможность вдохнуть, а потом сказал то, от чего моё измученное сердце замерло от счастья: — Я был бы очень счастлив, отметить свой настоящий день рождения вместе с тобой.
* * *
Ресторан был таким, каким я не видела их давно, если вообще видела когда-либо. Я уже и забыла, когда последний раз в них была. Не яркий и шумный, а уютный, тонущий в полумраке, где свет от каждой лампы падал мягким конусом на столики, накрытые тяжёлым белым льном. Откуда-то доносились приглушенные звуки фортепиано.
Я сидела напротив Игоря Петровича и ловила себя на мысли, что мне очень легко рядом с этим