– Дар… что-то вроде сенса. А расстояние… – Сапфир задумалась, стоит ли говорить правду, и, решив слукавить, ответила: – Как раз пятьсот метров. Плюс-минус.
Гриф кивнул, и она, развернувшись, пошла к своему автомобилю.
Дальнейший путь прошёл без эксцессов. Была, правда, пара не слишком крупных стай, где самыми опасными были кусачи. Но одна просто пробежала мимо, а вторую – когда они начали приближаться к колонне – отогнали из пулемётов и орудий БТР и БРДМ. Луна все это время смирно сидевшая в переноске, лишь иногда удостаивалась прогулки по воздуху во время коротких остановок и ночёвок. Через две с половиной недели караван прибыл в Приреченский.
Глава 13 – Приграничье
Эль Торо смотрел на приближающийся стаб, прилепившийся к реке, и поражался мощным оборонительным сооружениям вокруг этого городка. Это был его первый стаб в обитаемой зоне, и поэтому для него было в диковину всё это: стены, башни, заграждения и вкопанные в землю боевые машины, похожие на те, что были в охранении у каравана. На самой реке виднелись какие-то сооружения, к которым были привязаны лодки, и снующие взад-вперёд вооружённые катера.
– Мы здесь остановимся на пару дней, но в сам стаб не пойдём. – сказала Сапфир, также разглядывая через бойницу открывшуюся картину. – В сам стаб не будем заходить, переночуем в караване.
– Слушай, Сапфир! – сказал он, думая о другом. – Как думаешь, здесь наши двигатели могут пригодиться?
Сапфир перевела на него удивлённый взгляд и, улыбнувшись, ответила:
– Ну ты и голова! Я вот как-то не сообразила, что в речном кластере они-то как раз и в цене. Только нужно со Шмелем посоветоваться. Как остановимся – сходим к нему.
Караван повернул к въезду в стаб и, проехав мимо многочисленных постов, завернул на огороженную площадку, предназначенную как раз для размещения караванов и транспорта проезжающих мимо колонн и одиночных групп рейдеров. Гриф предупредил, что остановка будет только на остаток дня и ночь, а завтра с рассветом караван выходит дальше. Да и барыги не сильно-то стремились раскладываться со своим товаром, предпочитая оставить всё на финальный пункт путешествия. Так что караван почти в полном составе решил не вселяться в гостиницы Приречного на одну ночь. Только некоторые бойцы из охраны, истосковавшиеся по острым ощущениям, направились пропивать кровные в местные бары.
Шмель одобрил продажу движков именно здесь, посетовав, что если бы взяли с собой и катер, то навар был бы куда круче. Но и без того, стоило сказать одному из местных бойцов про мощные «ямаховские» движки, как через пятнадцать минут от желающих не было отбоя – впору было аукцион устраивать. В конце концов оба двигателя забрал глава стаба, поменяв их на две красные жемчужины. Шмель долго сопротивлялся, отказываясь взять весь навар с двигателей себе, но в конце концов Сапфир приказным тоном произнесла слова, после которых он сдался:
– Шмель! – сказала она, строго глядя парню в глаза. – Ты забыл приказ Сапсана? Командир сказал слушать меня как его самого! Вот и не выёживайся тут! Быстро взял жемчужины!
При этих словах парень как-то сник, погрустнел и взял два красных шарика. Он повертел их между пальцев и, засунув в карман куртки, сказал:
– Только с условием! Если кому-то из вас понадобится – возьмёте так же, без возражений!
– Если понадобится – возьмём, – улыбнулся Эль, похлопав парня по плечу.
Вообще, помощь врача и знахаря довольно быстро ставили на ноги Шмеля. Рана от копья атомитов на плече уже затянулась и напоминала о себе только слегка синеватой кожей. Да и нога тоже регенерировала заметно, хотя Шмель чем-то был недоволен.
Эль Торо сидел на крыше модуля, в котором они ехали, и смотрел на реку. Катера, которые ещё час назад беспрерывно сновали по реке, поднимая волны, теперь почти все стояли у причалов, и лишь пара – хорошо вооружённых, с кучей народа на борту – тихим ходом уходили куда-то вверх и вниз по течению. Испепеляющее светило уже начинало плавно сереть, приближаясь к горизонту, но его всё ещё яркие, оранжевые лучи продолжали господствовать в атмосфере, борясь с наступающими сумерками. Они искрились яркими искорками на волнах, поднятых уходящими катерами, и заливали все предметы вокруг оранжевым светом, придавая картине окружающего мира какую-то тёплую, совершенно мирную атмосферу.
Эль вдруг вспомнил закаты на родной планете с её искрящимся во всём своём объёме воздухом. Вспомнил ночное небо с несколькими лунами и яркие всполохи сияния наверху, которое длилось почти всё тёмное время суток. Как многообразны были миры, которые, возможно, разделяли не только миллионы и миллионы световых лет, но и принадлежность к разным слоям, к разным вариантам развития вселенных. Ведь все они, кто сейчас стал его спутниками и с кем он пересекался, – все выходцы с Земли, планеты в Солнечной системе, о которой у его цивилизации, давно ставшей галактической и научившейся перемещаться не только в своей галактике, но исследующей другие, – не было никаких сведений. Получается, первый портал, который был изобретён Академией Потока, пробил брешь не только между галактиками, но и сквозь слои мультиверсума?
Снова стали всплывать воспоминания, снова возник один-единственный вопрос – кто и по какой причине отправил его сюда? Только теперь он был не зол, а благодарен тому варкинианину, который принял судьбоносное решение. Если бы не он, то Эль никогда бы не встретил её! Перед глазами всплыл образ Сапфир и её невинный, казалось бы, поцелуй в щёку. Лицо Эля моментально налилось краской, как и тогда, при поцелуе, и он мечтательно улыбнулся. Здесь всё по-другому. И как люди ведут себя в этом случае, он не знал. И спросить было не у кого. Единственный, кому он доверил бы свою тайну, – это был Скиталец, но его нет, и встретятся ли они ещё когда-нибудь, он не мог знать. Как понять её, её взгляды, улыбки? Временами ему казалось, что Сапфир попросту читает его чувства, как открытую книгу. Но она, словно почувствовав это, вдруг становилась неприступной и холодной. Или это всё ему просто кажется? Да! У таларионцев всё гораздо проще и естественнее. Чувство, возникшее между парой, понятно обоим, и оно – навсегда. А как здесь? Что если его чувство не найдёт отклика в сердце той, что теперь для него дороже собственной жизни? Что если её сердце занято другим?
Он мотнул головой, чтобы отогнать грустные мысли, отчего его шикарная тёмно-каштановая шевелюра взметнулась веером, подсвеченная последними лучами почти уже почерневшего солнца, и грустно