Прямо по центру, как укор всему миру, лежал полуразобранный, архаичный на вид паровой голем, его металлические части сгнили и почернели от ржавчины, а треснувший энергетический модуль покрылся толстым слоем мха.
Из темных глазниц бойниц свистел и завывал тот самый ледяной ветер.
— Начинайте разгружаться, — скомандовал я, скидывая с плеча свой отяжелевший рюкзак. Мой голос прозвучал неестественно громко в этой давящей тишине. — Быстро и организованно! Ящики с патронами — туда, под тот навес, если он не рухнет. Провиант — вглубь двора, под защиту стены. Аптечки и инструмент — вон к тому сараю!
Все молча, покорно засуетились, охваченные чисто спартанским, животным порывом хоть как-то обустроить этот хаос, внести в него крупицу порядка, чтобы не сойти с ума. Заскрипели ящики, застучали приклады о камень, зашуршали сапоги по щебню. Люди носили ящики, по-двое откатывали в сторону огромные бревна, сгребали ногами мусор. А Коловрат наблюдал за этой суетой, прислонившись к каменному косяку ворот и безостановочно жуя длинный стебель какой-то горькой травы. Его бесстрастный, тяжелый взгляд скользил по нам, будто мы были муравьями, внезапно заполонившими его личную вселенную, и он решал, давить нас сапогом или проигнорировать.
Комичный, хоть и до мрачности чёрный момент случился с Игорем и Васькой.
Они, кряхтя, поволокли тяжеленный ящик с патронами к одной из немногих уцелевших башен. Дверь в нее была низкой, дубовой, почерневшей. Она поддалась с неохотным, скрипучим стоном, словно не желая впускать живых. За ней оказалась маленькая, темная каморка. И прямо на пороге, в луче света из-за наших спин, лежала аккуратная груда истлевших до серости костей и старого, слежавшегося праха. Небольшой череп сунул к ним свои пустые глазницы, сквозняк засвистел в его жуткой ухмылке, будто мертвец сипло рассмеялся.
— Э-э… Кто-то уже тут жил? — растерянно спросил Игорь, резко бледнея.
Коловрат, проходивший в этот момент мимо, даже не остановился. Лишь хрипло, уже из полумрака коридора, бросил через плечо:
— Нет. Это мои прошлые «ученики». Прислал мне их… один старый друг. Не справились с наукой.
Со стороны Песца вырвался странный, задушенный звук — не то легкая истерическая икота, не то сдавленный стон ужаса.
Мы молча продолжили расселение по холодным, пропахшим плесенью и тоской комнатам, где сквозь дыры в прогнивших потолках зияло то самое хмурое, безразличное небо. Ни о каком комфорте не могло быть и речи. Это был не дом. Это был голый, выжженный форпост на краю бездны. Передняя линия обороны между жизнью и смертью.
Примерно через час, когда стемнело окончательно и в крепости воцарилась кромешная тьма, нарушаемая лишь парой наших керосиновых ламп, раздался голос Коловрата:
— Ужин. Через полчаса. В тронном зале. Еду свою берите. У меня… диетическое питание.
Мы переглянулись. Тронный зал? В этом склепе?
Но он повел нас по темным, пропахшим плесенью коридорам в огромное, пустое помещение. Высокие своды терялись в темноте. Где-то наверху зияли дыры от выбитых витражей, через которые лился холодный лунный свет. В центре зала стоял один-единственный объект — грубый, высеченный из цельной глыбы черного камня трон. Вокруг — горы мусора, паутина, птичий помет и противный хруст под ногами. Я посмотрел вниз — пол был усыпан мелкими косточками.
Все в молчании расселись на том, что нашлось — обрубках бревен, перевернутых ящиках. Достали свои скудные припасы: армейские консервы, черный хлеб, сало. Царила гнетущая атмосфера. Мы ели при свете двух ламп, а наши тени плясали на стенах, как призраки.
Коловрат молча обошел наш круг. Он подошел к Песцу, выхватил у него из рук почти полную бутылку пива.
— Это мне подношение, — заявил он и, запрокинув голову, отпил половину одним долгим залпом. Затем он залез рукой под свой каменный трон, покопался там и вытащил огромный, черный кусок вяленого мяса. От него несло мертвечиной, серой и чем-то невыразимо древним и зловонным.
Воцарилась напряженная, оглушительная тишина. Все смотрели на этот «ужин» с откровенным ужасом. Мухтарыч, сидевший рядом со мной, мрачно бубнил себе под нос:
— Господи помилуй… Это ж… одна из тех тварей, что мы в Питере гасили? Из «мелкой дичи»?
Коловрат с громким, оглушительным хрустом откусил кусок этого мяса. Он жевал, смотря на нас своими бесстрастными, черными глазами. Вадим поперхнулся своим бутербродом и закашлялся.
Я почувствовал, как рядом со мной напряглась Валерия. Ее рука непроизвольно потянулась к пристрелянному револьверу у бедра. Надо было что-то делать. Этот абсурдный ужин мог закончиться массовой истерикой.
Я усмехнулся. Звук вышел тихим, но он прошил тишину, как пуля.
— А где ваши повара, хозяин? — спросил я, глядя на Коловрата. — Неужели вы питаетесь тем, что поймаете?
На его каменном лице, освещенном дрожащим светом лампы, на мгновение дрогнули мышцы. Было почти невозможно разобрать — ухмылка это или оскал.
— Экономлю на продуктах, столичный шут, — прорычал он в ответ. — И приучаю гостей к местной кухне. Понадобится. А что до поваров… Не проходят испытательный срок…
Обстановка слегка разрядилась. Кто-то нервно хихикнул. Я решил рискнуть и задать вопросы, ради которых мы сюда и приползли.
— Расскажи о портале. О том, что мы нарушили. О том… Кто там дрыхнет.
Коловрат, с набитым ртом, нехотя взглянул на меня. Казалось, он взвешивает, стоит ли на это тратить слова.
— Порталов тут несколько, — буркнул он, сгрызая еще один кусок мяса с костью. — Старые, древние Иксы. Один, самый мерзкий, находится прямо под Скалой, что на севере отсюда. Я его два века назад запечатал. Думал, намертво. Сложный ритуал тогда вышел. Он должен был кружить на месте, никого не трогая и никого не выпуская. Должен был энергию в никуда сливать. Хороводом. А ты своей возней, своим сиянием… — он ткнул в мою сторону обглоданной костью, — ты нарушил баланс и сорвал мою печать. Тот, кто находится за пределами врат, проснулся. И потянулся на запах добычи. То бишь к нам.
— Два века назад⁈ — хором воскликнули охотники.
Но я перебил их удивление следующим вопросом:
— Снабжение? Деревни?
— Люди из дальних сёл, — он махнул рукой куда-то в сторону тайги, — раз в месяц привозят самое необходимое. Порох, соль, пиво, медикаменты. Дань уважения, так сказать. И страх. Они знают. Пока я тут — они живы. А земля эта… моя. Родовая. — В его голосе впервые прозвучала нота, отличная от ледяного равнодушия. Что-то глубокое, почти животное. — Миссия у меня простая — мочить погань. Всю. Без разбора. До конца.
Он замолчал и уставился на меня. И