Взмахнув тяжелой булавой, ору во весь голос:
— За мнооой!
Аттила срывается с места в галоп, а сзади вместе с грохотом копыт накатывается грозный рев моих всадников:
— За царяяя! За Гераклааа! Алалалала!
Бактрийцы уже отвалили в сторону, и прямо передо мной — светло-желтая пустынная равнина и стремительно растущая в размерах конная лава противника. Вся видимость мгновенно сужается до прорези в шлеме, а в голове — лишь взрыв адреналина и рычание проснувшегося во мне дикого предка.
Полностью отпускаю контроль сознания, отдаваясь инстинктам и рефлексам, вбитым в меня учителями.
Дальше все полетело уже на сверхскоростях! Бах! Принимаю на щит смертоносное острие копья, а Аттила встречает вражеского жеребца грудь в грудь. Мелькают конские копыта, и лошади вздымаются на дыбы. Аттила выше и мощнее врага, и тот отваливается в сторону. Его всадник, с трудом удержавшись в седле, прикрывается щитом, и я со всей дури впечатываю в него свою булаву.
Удар настолько силен, что просто сметает противника с лошадиной спины. Я не смотрю, что там с ним дальше, а раскручиваю свое грозное оружие. Хрясь! Оно врубается в лошадиный череп, и замахнувшийся на меня македонянин пропадает вместе со своей рухнувшей лошадью.
С остервенением крушу направо и налево, не заботясь о защите. Ее обеспечивают три моих телохранителя и Зенон! Они принимают почти все летящие в меня удары, но кое-что все-таки достигает цели. Вот что-то грохнуло в щит! Еще раз, а следом острие копья чиркнуло по пластинам панциря, чуть не развернув меня на девяносто градусов. Уверен, без стремян и седла я точно бы не удержался, а так все удары оставляют на мне лишь синяки и кровоподтеки, но не приносят непоправимого ущерба.
Тетрархия катафрактов врубилась в строй гетайров и буквально развалила его пополам. Я вижу, что те, хоть и пытаются что-то сделать, но ужас уже начинает проникать в их сознание. Они гнали трусливо убегающего врага, а наткнулись на монстров, что крушат их направо и налево.
И это так! Лошади моих катафрактов прилично выше, чем у всадников Деметрия, плюс высокие седла, плюс стоящие в стременах воины в своей многослойной броне! Все это делает их похожими на огромных мифических титанов, которых невозможно убить ни копьем, ни мечом!
Вслед за катафрактами в пробитую брешь идут мои стрелки, расширяя прорыв и опрокидывая разрезанные фланги гетайров вместе с фессалийцами. Последние вообще не готовы к такой мясорубке; они, как и тарентийцы, горазды пострелять издалека, побросать дротики и свалить, а тут такое!
Те льняные и кожаные панцири, что одеты на них, могут защитить от скользящего удара копья или меча, но в плотной сече против рубящей тяжелой сабли они бессильны. Тем более что с высоты своих коней мои всадники рубят фессалийцев почти как пехоту — сверху вниз и с потягом. Даже бронзовые шлемы не спасают врага: после такой контузии они уже не способны усидеть на лошади и валятся на землю.
Рыча как дикая зверюга, Аттила рвется вперед, кусая и лягая стоящих перед ним лошадей, а я обрушиваю свою булаву, не глядя и не целясь. Куда бы она ни попадала, она все равно либо уносит чью-то жизнь, либо сбрасывает всадников под копыта коней.
Чувствую, что количество пропускаемых ударов возросло, а отбитая левая рука уже еле держит щит. Улучив момент в этом бешено-кровавом водовороте, бросаю взгляд вправо и вижу только Зенона. Поворачиваю голову влево — никого из своих!
— Чёрт! — чертыхаюсь в голос, понимая, что слишком увлекся.
Насколько далеко — неизвестно, ведь назад-то не обернешься! Враг впереди, слева и справа! Он хоть и шарахается от меня, но всё равно норовит ткнуть копьём издали.
«Раз сзади не бьют, значит, тыл всё же прикрыт! — успокаиваю себя, но всё же придерживаю Аттилу. — Коли оторвался не фатально, то надо просто притормозить и подождать своих!»
Мысль здравая и как раз вовремя, потому как вижу, что неприятеля прибыло. Это вступила в бой агема Антигона и весь резерв его конницы. Теперь врага стало почти в четыре раза больше, чем нас, и Антигон разумно решил взять мою конницу в клещи. Его тяжелая кавалерия пошла в лоб, дабы поддержать сына, а вся прочая, растянувшись по фронту, пытается охватить нас с флангов.
Всё это я предвидел, и именно для этой минуты остались в резерве пехотный таксис наёмников и согдийцы Стасанора.
Мысленно адресую свой посыл Патроклу и сатрапу Согдианы:
«Ну, давайте, парни, не подведите!»
Может, почувствовав мой призыв, а скорее, здраво анализируя обстановку на поле боя, и Стасанор, и мой одноглазый учитель двинули свои отряды на врага почти одновременно. Согдийская конница встретила охват моего правого фланга, а пехота Патрокла — левого.
Теперь соотношение сил практически выровнялось, и весь фронт на нашем левом фланге на мгновение замер. Зато вот центр и правый фланг, наоборот, только-только начали входить во вкус.
Если бы я мог взлететь как птица, то увидел бы, что, несмотря на то что у меня на фланге рубилово уже давно в полном разгаре, в центре пехота до сих пор топчется на месте. Обе фаланги все еще не вступили в бой, наблюдая за схваткой слонов и перестрелкой легкой пехоты и лучников.
На правом крыле дело обстоит получше: там наши шестьдесят слонов опрокинули сопротивление двенадцати слонов противника и вломились в ряды его конницы. Чтобы уменьшить потери, Пифон приказал своим всадникам рассредоточиться, чем не преминул воспользоваться Эвмен.
Сжатый кулак из пяти агем всех подчиненных ему сатрапов ударил в образовавшийся прорыв. Тяжелая конница прикрыла с тыла атаку элефантерии, и противостоять этому у Пифона было нечем. Его агему попросту смяли превосходящие силы, а растянувшиеся ряды мидийской конницы атаковала кавалерия персидского сатрапа Феспия.
Левый фланг Антигона затрещал по всем швам и срочно потребовал подкрепления, но помочь ему было некому. Сам Антигон в это момент рубился с моими катафрактами, а все его резервы были уже брошены в бой. Даже те слоны, что с частью фессалийской конницы так азартно преследовали бегущих бактрийцев, и то не могли им помочь. Потому что им самим ударила в спину вторая волна отступающих бактрийских всадников и неожиданно для себя из догоняющих они вдруг превратились в преследуемых.
Там, вдали от общего боя, образовался свой отдельный фронт, поскольку превосходящие по численности бактрийцы в ближний бой не лезли, но и выйти слонам и фессалийцам из внезапно образовавшейся ловушки