Гуруш утер пот и, выдохнув, продолжил.
— На это Бирбал поддакивал и смеялся, приговаривая: «Пусть дураки работают!»
Тут я не могу удержаться и подкалываю своего главного шпиона.
— И что! Ты им прямо так и сказал, что царь посмеется над ними?
Замявшись, Гуруш сразу же начал оправдываться.
— Ну, почти… То есть не совсем… Я хотел им так сказать, мне просто помешали обстоятельства! — вдруг испугавшись, он покрылся испариной и затараторил. — Пусть Великий царь не думает, что его верный слуга Гуруш трус! Я всегда готов…
Бросаю взгляд на побледневшее от волнения лицо Гуруша, успокаиваю его.
— Да знаю я, знаю! Не гонись так!
Гуруш все еще бубнит себе под нос какие-то оправдания, но я уже не слушаю. То, что отвага не самая сильная сторона этого человека, мне уже давно известно, так ведь не для этого я его и держу возле себя.
Впереди охранник уже открывает передо мной дверь, и из темноты веет холодной сыростью и почти ощутимым человеческим страхом.
Беру из держателя на стене факел, и в этот момент вдруг вновь всплывают слова Гуруша о хвастовстве какого-то кузнеца.
«А ведь тут есть над чем задуматься! — в одночасье проникаюсь проблемой. — Оружейник ведь делает доспех с нуля, то есть кузнец занимается несвойственным ему делом, прошивая многослойную льняную куртку или возясь с кожей. Поэтому-то и делают мало, и получают тоже гроши. Много возни, мало денег!»
Прежде чем сделать шаг, фиксирую про себя решение:
«Надо срочно заняться организацией производства!»
Взяв второй факел, охранник двинулся вперед, освещая мне путь. Я иду за ним, а чадящий дым забивает ноздри. Низкий потолок давит на сознание, порождая постоянное желание пригнуться, а пляшущий свет на стенах рисует причудливые, страшные тени.
Свет двух факелов вырывает у тьмы лишь крохотный пятачок вокруг нас, и я постоянно смотрю под ноги, дабы не споткнуться о выбоину на щербатом полу. Наконец, наш проводник остановился и потянул на себя тяжелую дубовую дверь.
Пригнувшись под низкий проем, захожу в небольшое помещение, освещенное четырьмя масляными светильниками по углам и горящим очагом у противоположной стены. Здесь остро пахнет гарью, человеческой кровью и экскрементами.
В центре комнаты на дыбе висит мой вчерашний знакомец, и вид у него какой-то неживой. У дальней стены стоит здоровенный пузатый мужик в кожаном фартуке, заляпанном кровью.
Несмотря на внушительные размеры и свирепый вид, сейчас он выглядит скорее испуганным, чем грозным. Едва мой вопросительный взгляд фиксируется на его широкой роже, как он бухается на колени и начинает вопить совсем не подходящим к таким габаритам голосом.
— Прости, Великий царь! — Он шмыгнул носом и растер пятерней сажу по лицу. — Прости, ведь помер бедолага! Я тока начал, а он возьми и помри!
Закипаю в один момент, ведь я же не коновалам армейским доверил дознание, вроде как на специалистов положился, а они мне что! Так-то могли карлика прямо там, в поле, насмерть забить.
Уставившись на палача, не сдерживаю себя:
— Ты что наделал, гаденыш⁈ Я тебя самого на дыбу отправлю!
Стражник понимает мои слова буквально и уже приступает к палачу, а тот вдруг жалобно заскулил:
— Прости меня, Великий царь, не уследил! Слаб сердечком оказался карлик-то! Кабы знать…!
Охранник бросил на меня вопросительный взгляд, мол, вязать или как? В ответ просто машу рукой — не надо!
Мне уже видно, что на киллере нет серьезных повреждений, только кровоподтеки от вчерашних побоев да след на животе от раскаленного железа. Это говорит в пользу слов палача, и я, уже не надеясь получить ответ, спрашиваю скорее по инерции:
— Успел ли хоть что-нибудь сказать убивец перед смертью?
— Да ничего, вроде… — палач вылупил на меня глазами олигофрена. — Тока имя одно прошептал.
Еще не веря в удачу, переспрашиваю и получаю в ответ:
— Кассандр!
Видимо, в это момент на моем лице промелькнула тень удивления, потому что палач растерянно пожал плечами:
— Ниче боле сказать не успел, бедолага. Пости мя, Великий царь!
То, что покойный имел в виду сына Антипатра, нынешнего властителя Македонии и Греции, у меня сомнений нет. Больше не обращая внимания на палача, я молча перевариваю услышанную новость.
«Вот, значит, как! Папашу отравил, бабулю на казнь отправил, а теперь и за меня принялся!»
Глава 18
Сатрапия Сузиана, город Сузы, конец августа 316 года до н. э.
Впереди меня почти бежит невысокий человечек с курчавыми черными волосами и большими чуть навыкате глазами. Он семенит, стараясь все время быть чуть впереди, при этом постоянно оборачивается и что-то мне говорит.
Это Чанакья, индус из Гандары, хозяин первой в мире мануфактуры, что основана мною с ним на паях. Мои шестьдесят процентов, его сорок — строго по вложенному капиталу и никакого административного давления. От меня здесь — мастерицы (из тех пленниц, что я отобрал при Габиене), деньги и инновации, а с Чанакьи — шерсть, его опыт производства и торговли на рынках Сузианы, Персиды и Индии. Ну и, конечно, личное управление. В последнем усердия моему менеджеру не занимать, тут я могу быть спокоен.
Подбежав к воротам большого каменного амбара, Чанакья широко распахнул створку, приглашая меня войти первым. Этот урок мы проходили совсем недавно, и мои телохранители вызубрили его назубок.
Наградив коротышку суровым взглядом, Арета оттерла его от дверей и вошла первой. Сразу за ней — первый телохранитель, следом уже я и замыкающим — второй телохранитель.
Проводив нас глазами, Чанакья прикрыл створки и вновь ужом просочился вперед.
Это новая ткацкая мануфактура, и я здесь уже не в первый раз. Любая ткань в этом времени, будь то шерстяная, льняная или хлопковая, — большая ценность. Производство исключительно кустарное: в каждом хозяйстве, где есть овцы или льняное поле, женщины мотают шерсть и ткут полотно. Качество, понятное дело, оставляет желать лучшего в девяноста случаях из ста. Кроить и шить одежду не принято, за крайним исключением, и для самых богатых. И то это только в Азии. В греко-македонском обычае даже аристократы предпочитают заворачиваться в отрез полотна, закалывать его фибулами и украшать складками. Остальной люд так вообще упростил все до предела: прямоугольный кусок ткани пополам, дырку для головы прорезали, на себя натянули, затем две половины веревкой подпоясали — вот тебе и хитон.
В общем, ткань — это лучшее вложение денег с максимально быстрым оборотом. К тому же мне нужно в максимально сжатые сроки изготовить как минимум семь с половиной тысяч льняных набивных курток для мягких