Это нападение не было случайным. Это был результат расчета. Холодного, безжалостного и очень точного. Кто-то очень могущественный играл с нами, демонстрируя, что может дотянуться до самого порога этого дома. И требовал ответа.
— Хорошо, — я глубоко вздохнул и повернулся к Наталье. В глазах уже не было ярости. Только решимость, холодная и отточенная, как клинок. — Значит, мы будем играть. Приказу мы предоставим ровно столько, сколько они уже знают или могут узнать сами. Круг, умертвия, жертвоприношение. Не больше. Пусть бросят все силы на поиск вызывателя. Это отвлечет их и даст нам необходимое время.
— А мы? — спросила Наталья, но в уголках ее губ дрогнула тень улыбки. Она уже все понимала.
— А мы, моя дорогая, проверим информацию Федьки сами. Без свидетелей. Без протоколов. Башня Молчания… — только я произнес это название вслух, и в кабинете будто стало холоднее. — Если этот «Хозяин» и правда появляется там, мы найдем его первыми. И выбьем ответы. Любыми способами.
Она кивнула. Ни страха, ни сомнений. Только готовность. Это было наше общее дело. Наша война. Война в тени, где нельзя было кричать о своих победах и нельзя было просить о помощи, чтобы не показать слабость.
Я посмотрел на нее, на свою верную союзницу в этом кромешном аду, и впервые за этот вечер чувство бессильной ярости отступило, сменившись чем-то иным. Чем-то опасным, но необходимым. Предвкушением охоты.
— Мне надо время, не много. Еще день или два, пока я полностью не восстановлюсь. Мы будем ждать. Пусть Хозяин думает, что мы ничего не знаем. Пусть расслабится. Ну, и надо дождаться, пока в поместье станет поменьше лишних глаз.
Наталья молча кивнула и вышла, растворившись в темноте коридора. Я остался один. Смотрю в ночь, за которой скрывается невидимый враг, и чувствую, как в груди закипает не ярость, а холодная, безжалостная уверенность хищника, идущего по следу.
Они начали эту игру. Но закончу ее я.
Неделя. Целая неделя была вычеркнута из жизни, украдена болью и немощью. Я лежал в своих покоях, прислушиваясь к тому, как за стенами бушует жизнь, которую я должен был контролировать, и ненавидел каждую секунду этой вынужденной неподвижности. Моё тело, обычно послушное и сильное орудие, предательски дрожало от слабости. Каждый шрам, оставленный когтями умертвий, горел огнём, напоминая не столько о боли, сколько о собственном бессилии. О том, что меня, Мстислава, смогли достать, ранить, выбить из седла у самого порога ставшего, пусть и временно, моим дома.
Но воля и закалялась в этой немощи, как сталь в горне. Я изнывал, но не сдавался. И вот настало долгожданное утро, когда я поднялся с постели, и голова не закружилась, а в мышцах появилась не просто возможность двигаться, но и знакомая упругая сила. Солнечный свет, пробивавшийся сквозь тяжелые занавески, уже не резал болезненно глаза, а казался живым и острым, как клинок.
Я подошёл к стене, где на дубовых стойках покоилось моё второе «Я». Меч. Его длинный, прямой клинок отливал холодным, сдержанным светом. Я снял его, и знакомая тяжесть в руке показалась мне не грузом, а возвращением утраченной части себя. Рукоять, оплетенная чёрной кожей, идеально легла в ладонь, и пальцы сами собой сомкнулись в привычном хвате. Это был язык, понятный без слов. Язык силы и решимости.
Я еще раз мысленно поблагодарил неизвестного мне Артура и того, кто выковал этот меч. Да, это не мое привычное оружие, но даже когда сила полностью вернется ко мне, я его не оставлю. Предать подобное оружие, не раз уже спасавшее мне жизнь… Да меня за такую подлость предки проклянут.
Пистолет лежал на столе рядом, в простом кожаном чехле. Я развязал шнуровку. Непривычный запах воронёной стали, густой оружейной смазки и чего-то ещё, сладковатого и приторного, ударил в нос. Освящённый порох. Пули, аккуратно отлитые, лежали рядышком. Я взял одну. Холодный, смертоносный кусочек свинца. На нём был вытиснен крошечный, уродливый для моего взгляда знак — молот Сварога.
Презрительная усмешка искривила мои губы. Как же я ненавидел этот символ! Ненавидел его храмы с их душными, сжигаемыми в «священном огне» травами и лицемерными проповедями о свете, за которым всегда пряталась тень. И теперь мне приходилось уповать на его «благословение». Я сморщился: это было горько, как полынная настойка. Но его освящение жгло нежить пуще пламени, а в войне, что я был вынужден вести, нельзя было выбирать оружие из эстетических или идейных соображений. Принципы были роскошью, которую я пока не мог себе позволить. Важен только результат.
С глухим щелчком я вставил обойму, поколебавшись, все же убрал пистолет за широкий кожаный пояс. Холод металла просочился через тонкую ткань рубахи, прижался к телу — постоянное и неумолимое напоминание о выборе, которого у меня не было.
За эти дни поместье Темирязьевых из кипящего улья превратилось в опустевшую, настороженную крепость. Все агенты, все военные были брошены на скрипучие колёса расследования. Они перетряхнули Изборск так, как не трясли его со времён лихолетья. Вскрыли каждый подвал, подняли каждую крышу, заглянули в каждую щель. Они вытащили на свет божий всё мелкое жульё: воров, скупщиков краденого, браконьеров, раскольников, деревенских колдунов-самоучек. Тюрьма ломилась. Воздух в городе был пропитан страхом и доносившимися из застенков криками.
Итог? Ничего. Суета, мышиная возня. Хорошо спрятанный муравейник, который потревожили палкой. Ни намёка. Ни единого шороха или слуха о том, кто способен на такое — принести в жертву людей, чтобы вызвать высшую нежить. Тот, кто это провернул, был призраком. Тенью, которая растворилась, сделав своё чёрное дело, и насмехалась над нашей бестолковой суетой.
А расследование… Оно не прекращалось ни на день. Оно висело над всеми прибывшими дамокловым мечом. И самое ужасное — теперь о его ходе ежедневно докладывали ему. Василию Шуйскому.
Регент императрицы Анастасии. Человек, чьи глаза видели не людей, а разменные монеты в большой игре. Чьё прогнившее сердце билось в такт лишь одному — сохранению и приумножению собственной власти. Для него это нападение — не трагедия, не угроза империи. Это досадная помеха и… возможность. Возможность найти слабину. Найти виноватого. И если виноватого не будет найдено, им станет графиня Темирязьева, чьи земли атаковали. Кто не смог защитить вверенную территорию. Кто не предоставил результатов.
«Не дать ему результатов…», — эта фраза висела в