Из нас двоих только он окончил актерское отделение. Но я по-прежнему играю перед ним роль человека, которым не являюсь в действительности. И как найти в себе силы это все прекратить, я не представляю.
Но это неправильно. И так больше не может продолжаться…
* * *
— Так, а теперь еще раз и желательно по слогам, потому что до меня никак не доходит какого хреновского тут происходит? — Огонькова стоит, опираясь на кухонную столешницу, скрестив руки на груди. Прищуривает глаза и окидывает пристальным взглядом мою раскрасневшуюся от смущения мордашку. — Ты собиралась поговорить с Максом после кино, рассказать о Тимке и заодно расстаться, потому что якобы «не видишь будущего у отношений, которые начались с вранья». А вместо этого приходишь домой с зацелованными губами и огромным засосом на шее!
— Жень… — со стоном прячу лицо в ладонях.
— Расставание, я так понимаю, удалось? В лучших традициях Голливуда?
— Я… я не смогла, Жень. Он поцеловал меня, когда мы подъехали к моему дому. А дальше всё как в тумане…
Глава 24
— Да твою ж..! — подруга приглушает поток брани, откашливаясь в свой кулак. — Орлова, у меня просто слов цензурных нет! Одни эмоции!
— Жень, я знаю, что должна ему всё рассказать. Знаю! Но мне очень страшно! — обхватываю себя руками, чтобы унять нервную дрожь. — Страшно, увидеть в его глазах разочарование... Страшно, что он мне не поверит и подумает, что я тоже хочу использовать его как «положительного во всех отношениях парня».
— Не поверит? Предоставь ему результаты генетической экспертизы! А можешь просто перед зеркалом его рядом с Тимкой поставить — и время сэкономите, и деньги! Они же похожи, как две капли воды! Только слепой этого не заметит!
— Жень, это неправильно, я знаю… Но я так хочу хоть немного насладиться тем, что есть сейчас, — не могу сдержать горестного вздоха, — Я так долго мечтала, что Макс обратит на меня внимание. Когда он обо всём узнает, он больше никогда не посмотрит на меня так, как сегодня.
— Да откуда ты знаешь, как оно всё на самом деле будет?!
— Я знаю, Жень, — опускаю взгляд вниз, чувствуя, как глаза начинают застилать слёзы, — Он не откажется от Тимки, потому что ему не позволит совесть. Он даже сможет со временем его полюбить. Но для меня в его сердце места не будет, потому что Макс никогда не сможет простить мне моего вранья.
* * *
Ласково провожу рукой по волосам сына, пытаясь мягко его разбудить. В отличие от меня, Тимоха никогда не был жаворонком, поэтому утренние подъёмы в детский сад давались нам нелегко.
— Зайчик, вставай, — нежно целую его в щёку, — Пора собираться в садик.
— М-м, — мычит Тимка, прижимая к себе мягкую игрушку. И вместо того, чтобы открыть, глаза ещё больше натягивает себе на голову одеяло.
— Тимуль, вставай, — обнимаю его я, стягивая край одеяла обратно, чтобы вновь полюбоваться на его сонную мордашку в полумраке комнаты, освещаемой лишь тусклым светом ночника в форме звёздочки.
Тимка обожал всё, что связано с космосом. И это было не удивительно, с учётом той легенды, которую я рассказала ему про папу-космонавта. Таким образом он будто становился ближе к отцу, которого никогда не видел, но которого заочно любил безусловной любовью, на которое было способно только маленькое детское сердечко.
Женька права — сходство с Максом было видно невооружённым глазом. Тот же прямой нос, форма бровей, красивые голубые глаза, как два горных озера, высокий лоб и мягкая линяя губ. От меня Тимка унаследовал разве что вьющиеся тёмные волосы, во всём остальном я поработала ксероксом, воспроизведя на свет точную копию Семёнова.
Макс действительно был осторожен в вопросах контрацепции, даже будучи не особо трезвым в ту ночь после костюмированной вечеринки. Тогда о защите он тоже не забыл. Вот только это не помогло.
Потому что у женщин в семье Орловых была одна особенность, которая во многом и предопределила их дальнейший жизненный путь — невероятно высокая фертильность. Моей маме хватило одного раза, чтобы забеременеть мной и вступить в ряды матерей-одиночек. Отец был командировочным, которого отправили в наш маленький городок строить какой-то важное производственное предприятие. А ещё он был женат, что не помешало моей маме влюбиться в него без памяти, а потом со всем пылом, страстью и нежностью неопытной девушки отдать ему всю себя. Это был очень бурный, но непродолжительный роман, результатом которого стал не только возведённый корпус литейного завода, но и моё появление на свет.
Всю правду об отце я узнала в тот день, когда решилась рассказать матери о своей беременности. Тогда-то я и поняла, почему мама с особой строгостью воспитывала меня во всём что касалось взаимоотношений с противоположным полом — она очень боялась, что я повторю её судьбу. И по итогу, так всё и вышло…
Но к моему глубокому изумлению, мама не стала меня осуждать или проклинать на чём свет стоит, узнав о ребёнке. Просто крепко прижала меня к себе и тихо прошептала:
— Ничего, справимся. Вырастим.
Я ничего не утаивала от неё, что случилось на той вечеринке. Единственное, о чём я умолчала — то, что знаю, кто является отцом моего ребёнка. Для мамы и для моей подруги Катьки (которая пришла в ужас, узнав, чем закончилась её затея вывести меня из зоны комфорта) тот парень остался красивым обаятельным незнакомцем, с которым я протанцевала весь вечер.
Впрочем, спустя несколько лет, когда Чемерис приехала в наш город и наведалась к нам с Тимкой в гости, ей хватило одного взгляда, чтобы понять, чей это сын. Если на первых детских фотографиях Тимки, которые я ей отправляла, у него в основном прослеживались мои черты, то совсем скоро они вытеснялись чертами Макса.
— Ник, это же… Он же точная копия Семёнова! — прошептала Катя, прижимая к себе крестника. — О господи, Ник! Так это ты с ним тогда…
— Да, Кать.
Отпираться было бессмысленно, поэтому я просто кивнула в ответ, стыдливо опуская свой взгляд на чашку с дымящимся чаем.
— Что ж ты наделала…
— Кать, мы ему не нужны. У него своя жизнь, в которой нам нет места.
Подхватываю сонного Тимку на руки и отношу на кухню. Усаживаю на диван и включаю мультики — лучшее средство, чтобы сынуля окончательно проснулся и приступил к поглощению молочной кашки.
Пять лет