— Ник, ты как? — осторожно спрашивает Огонькова.
— Хорошо, — коротко отзываюсь я. Потому что даже в тысячу слов нельзя было уместить всё то, что я чувствовала сейчас. И с каждой минутой мне всё сложнее было сдерживать свои эмоции. Но плакать при гостях и уж тем более при радостном Тимке — идея сомнительная. А значит, мне срочно выйти подышать свежим воздухом. — Девочки, я ненадолго выйду на улицу…
Катька удивлённо вскидывает брови.
— Компания нужна? — интересуется она.
— Нет, хочу побыть в одиночестве. Я ненадолго...
Накидываю на себя полушубок и незаметно выскальзываю за дверь, чтобы немного прогуляться.
В воздухе красиво кружат снежные хлопья, засыпая серебром и без того пушистые сугробы.
Зима в этом году выдалась снежная, красивая и даже можно сказать — сказочная. Для меня так точно. Столько событий произошло за эти месяцы, сколько не случалось за мной за несколько лет. А самое главное — наконец-то всё именно так, как и должно было быть. И Макс, и Тимка теперь знают правду. И они действительно полюбили друг друга не потому, что так положено им по статусу, а потому что выбрали друг друга сердцем.
Это именно то, о чём я мечтала и молила небеса, когда лежала ночами без сна. И вот моё самое сокровенное желание исполнилось…
Поднимаю глаза вверх к небу и тихо сквозь слёзы шепчу «спасибо». За то, что судьба дала нам с Максом еще один шанс и мы вновь встретились. За то, что у нас появилась возможность узнать и полюбить друг друга. За то, что он по-настоящему впустил в своё сердце Тимку.
Останавливаюсь на углу здания рядом с красивыми пушистыми елями. Прикрываю глаза, вдыхая морозный воздух, и позволяю выйти наружу всем тем эмоциям, что бушевали у меня внутри.
Может ли человеческое сердце вместить в себя столько счастья? Или есть какой-то предел?
Я до сих пор не могла поверить до конца в то, что сегодня произошло. Что всё это по-настоящему. Что это действительно моя жизнь, а не сон, который растворится по утру оставив после себя горько-сладкое послевкусие.
Делаю глубокий вздох, смахивая с щёк слёзы. Аккуратно дотрагиваюсь рукой до еловой ветки, будто бы пытаясь получить очередное подтверждение реальности происходящего. Перчатки я забыла в сумочке, поэтому колючие иголки и морозный воздух тут же атакуют обнажённую кожу, развеивая мои последние сомнения.
А следом ощущаю на своей талии уже знакомое прикосновения рук.
— Салют, Вера… ника, — шепчет мне на ухо Макс, притягивая к себе.
Реальность в очередной раз взрывается яркими красками. Потому что на меня неожиданно накатывает чувство дежавю — как будто я уже когда-то видела всё то, что происходит сейчас — заснеженную улицу, высокие пушистые ели. Как будто эти ласковые руки уже прижимали меня к себе в той же самой локации и что-то шептали мне на ухо, обжигая кожу своим горячим дыханием.
— Значит, ты правда всё вспомнил, — счастливо вздыхаю я, откидываясь назад и утопая в тёплых объятиях Макса. Судя по шуршанию и скользкой ткани, которую я непривычно ощущала через свою шубку — он так и не снял с себя костюм космонавта.
— Конечно. Всё до мельчайших подробностей, — подтверждает Семёнов. — На самом деле я и не забывал, Ник. Просто замуровал для себя эти воспоминания о той ночи где-то глубоко внутри. Потому что я сдался и перестал верить, что судьба когда-нибудь ещё раз столкнёт нас вместе. Но так было не всегда, Ник. Знаешь… ты вот почему-то была уверена, что та вечеринка ничего для меня не значила. И что я тебя потом не искал, но это не так.
— Не так? — удивленно спрашиваю я, оборачиваясь к Максу.
— Я потом чуть ли ни каждому участнику той вечеринки допрос устроил, чтобы выяснить о тебе хоть какую-нибудь информацию. Петренко замучил своими вопросами о её друзьях-физкультурниках. Она потом от меня даже шарахаться стала. Я в педунивер ездил, чтобы получить очередное подтверждение, что Вера — это просто миф. Потому что такая девушка у них никогда не училась на факультете физической культуры и в сборной по волейболу она тоже не числилась, — вздохнул Макс. — Я чувствовал себя идиотом, которого обвели вокруг пальца. И главное, я не мог понять — почему? Если это был какой-то розыгрыш, то почему никто не признался в его организации? Да и непонятно — а в чём собственно прикол и где нужно смеяться? Я всю голову сломал, что я сделал не так. Почему ты ушла и даже номер свой не оставила. Почему соврала мне, кто ты на самом деле… В итоге, я очень сильно разозлился и пошёл в разнос — постоянные вечеринки, выпивка... Почти полностью забил на свою дипломную работу, даже с парочкой преподов чуть не разругался. Ну а дальше ты сама всё знаешь.
— Если ты про то, как ты отжигал с другими студентками в конце своей учебы в академии — то да, знаю, — горько усмехаюсь я.
— Прости меня, Ник, — чуть склоняет голову вниз Семёнов. — Если бы я только знал, что ты тогда была беременна…
— Эй, это вообще-то я у тебя должна просить прощение, что молчала все эти годы, — шутливо ударяю ему по плечу, чтобы хоть немного разрядить обстановку.
Я ведь только успокоилась. А с этими разговорами о наших прошлых ошибках я запросто могу пойти на второй круг слёз!
— Нет, не должна, Ник, — качает головой Макс. — Я, конечно, вспылил, когда обо всём узнал и наговорил тебе лишнего на эмоциях. Но потом я осознал, что злюсь не на тебя, Ник, а на себя.
— На себя? — непонимающе хмурюсь я.
— Да, Ника, на себя. Потому что был слепым идиотом, который не мог среди дешёвых блестяшек разглядеть настоящий бриллиант. Потому что жил одним днём, не задумываясь о будущем — лишь бы было весело здесь и сейчас. Потому что своим поведением оттолкнул от себя самую важную девушку в своей жизни, — тихо говорит Максим, сжимая мои ладони. Я вижу, как непросто даются эти слова — по пролегшей складке между бровей, по его сосредоточенному взгляду и тяжёлому прерывистому дыханию. Поэтому я просто молчу, давая ему возможность высказаться, и только ободряюще сжимаю в ответ его ладони. — Я уже потом понял, Ник, почему ты тогда не смогла мне довериться и рассказать о беременности. Когда объективно взглянул на себя со стороны и на