Но я все же поспешила с выводами, забыв, какой он на самом деле.
Мне следовало бы знать, что он не способен лгать и манипулировать мной.
Мне следовало больше доверять ему.
— Прости меня, — сказала я, наклонившись вперед к нему и пытаясь поймать его взгляд. — Ты прав. Я знаю, что ты порядочный человек. Думаю, именно это меня так расстроило. Выходные были такими… такими идеальными, и ты так много рассказал мне.
Я откинула голову назад.
— Я подумала о тебе плохо.
Я не знала точно, почему так подумала. Возможно, это связано с тем, что я всю жизнь была окружена работой своей матери и видела доказательства того, что с богатством и славой приходят лицемерие и обман. А может быть, я начала заботиться о человеке, сидящем передо мной, позволила себе привязаться к нему, и сама же испугалась и попыталась соскочить.
Но, какой бы ни была причина, это мои тараканы в голове стали причиной этой ситуации, а не его. Он не сделал ничего, чтобы оправдать мои подозрения.
— Я не знаю, что сказать, кроме как «прости», — сказала я в конце концов. Когда он не ответил, я подумала, что мне следует просто уйти… Я посмотрела на него, на его длинные ресницы. Все, чего я хотела, — это исправить ситуацию. — Ты никогда не давал мне повода сомневаться в тебе.
— Нет, — сказал он. — Я не давал повода.
Я сдвинулась со своего места и села на журнальный столик между его ног.
— Я обещаю, что больше не буду сомневаться в тебе.
Я провела рукой по его ладони. Он перевернул свою руку, и наши ладони встретились в молчаливом перемирии.
— Что ты вообще здесь делала? — спросил он.
Я должна была сказать ему правду — что моя мать была одной из тех журналисток, которых он так ненавидел. Объяснить, что именно она раскрыла историю о нем и Татьяне. У меня были заготовлены аргументы — как сильно различается ее стиль журналистики от моего. И как я провела всю свою карьеру, пытаясь найти свой собственный путь, который не был бы связан со скандалами и разоблачениями личной жизни известных людей…
Но почему-то именно сейчас я не смогла подобрать слова.
— Я просто бегала, — ответила я.
Я не хотела разрушать хрупкий мир, который сейчас был нам необходим. Если бы я рассказала Гордею, кто моя мать, это стало бы для него настоящим ударом. Я обязательно скажу ему об этом, но не сейчас.
— Это объясняет то, как ты одета, — сказал он, с одобрением приподняв бровь.
— И мое потное лицо, — ответила я, и мои плечи опустились, когда я увидела, что он простил меня по его смягчившемуся выражению лица.
— Может быть, ты хочешь принять душ? — предложил он, нежно приподнимая меня за ягодицы и усаживая к себе на колени так, чтобы мои ноги оказались на его бедрах.
— Может быть, мне лучше сначала немного вспотеть, а потом принять душ? — сказала я, покачивая бедрами над ним и с удовольствием отмечая, что он уже возбужден.
Что было в этом мужчине, что заставляло меня трепетать от его взгляда и быть готовой к его прикосновениям? Да, он, возможно, самый красивый мужчина, которого я когда-либо встречала.
Дело было в его взгляде на меня. Он смотрел на меня так, будто я была единственной женщиной, которую он когда-либо видел. Как будто он готов был преодолеть любые расстояния и преграды, чтобы просто обнять меня. Это самое опьяняющее, волнующее и захватывающее чувство.
— Скажи мне, ты знаешь, какой я? — спросил он меня, его пальцы впились в мой зад, прижимая меня к себе.
— Я знаю, — ответила я. — Я знаю, что ты верный, смелый, решительный, принципиальный и честный человек.
Гордей обхватил мое лицо руками и притянул к себе, чтобы поцеловать. Он словно хотел проверить истинность моих слов, которые я только что произнесла. Как будто он должен был поверить в них так же сильно, как и я. Его язык проник в мой рот, словно пытаясь поглотить меня. В одно мгновение я перенеслась обратно на дачу, когда все, о чем я могла думать, это он и я, а весь остальной мир казался далеким и нереальным.
Он просунул пальцы под мою футболку и стянул ее через голову, прежде чем уложить меня на спину на диван.
— Останься, — сказал он. — Останься у меня сегодня ночью.
Я провела руками по его волосам.
— Если ты этого хочешь.
— Хочу.
Все мои опасения, связанные с возможным конфликтом интересов, словно испарились. Ничто не могло противостоять бушующей волне чувств, охватившей нас обоих. Ничто не имело значения, кроме как быть с этим мужчиной. Кроме того, чтобы быть вместе.
Он стянул вниз чашечки моего бюстгальтера, укусил меня за шею, а затем его зубы коснулись моей груди, задевая сосок. Я почувствовала, как в животе разгораются искры, а между ног разливается жар желания.
Я приподняла бедра, бесстыдно стремясь быть ближе к нему, желая ощутить его рядом с собой, давая ему понять, как сильно я в нем нуждаюсь.
— Инга, — простонал он, слегка покачиваясь на мне.
Я металась возле него, стремясь освободить его, желая, чтобы он оказался внутри меня как можно скорее. Мне была необходима эта связь, и я хотела, чтобы он был так близко, как только возможно.
Как отчаянные подростки, мы боролись с застежками и пуговицами, тянули мои лосины, пока, наконец, я не почувствовала его у своего бедра, горячего и пульсирующего, и так же отчаянно жаждущего меня, как и я его.
Его желание меня не было напористым и не оставляло сомнений. Оно было настоящим и искренним. И именно потому, что этот Гордей так отличался от того, каким его видела публика — образа, который так тщательно создавала моя мать, — это ощущение было особенно приятным.
Мужчина, который лежал между моих ног, был именно тем, кто мне был нужен. Гордей Лавров, человек, который не чувствовал себя достойным, несмотря на свой успех, человек, который нуждался в том, чтобы я заглянула в глубины его души, мужчина, который хотел меня так же сильно, как я хотела его.
Наконец, его пальцы нашли мое тепло. То, как он произнес слово «трахнуть», дало мне понять, что я действительно была настолько влажной, как мне казалось.
— Ты уже готова принять меня, — хрипло сказал он.
— Всегда, — ответила я, взяв его за руку и направляя его пальцы внутрь себя.
— Это