— А… Вернулись?
Лекарь и супруга его, вставали и кланялись хозяйке Эшбахта:
— Добрый день, госпожа Элеонора Августа.
— Ну, говорите, как съездили, как вам Винцлау? Какие там цены? — Она сразу присела к столу.
А Ипполит, взглянув на генерала весьма многозначительно, потом говорит ей:
— Госпожа, мы с дороги, умаялись, завтра придём и всё расскажем в подробностях: и про землю, и про Швацц, и про двор маркграфини.
— И вправду, — поддержала его супруга.
— Завтра, так завтра, — согласилась баронесса.
Гости стали собираться, а Волков пошёл на двор проводить их, и вспоминая многозначительный взгляд лекаря, предполагал, что принцесса передала ему какое-то письмишко, о котором лучше не знать баронессе. И оказался он прав. Ипполит, прежде чем сесть в карту, передал ему не письмо… А увесистый пакет на несколько страниц, со словами:
— Просили лично в руки.
Чтобы не тешить беса любопытства, что проживал в душе его супруги, генерал прячет письмо под рубаху.
— Уж пойдёмте спать, господин мой, — зевая говорила ему супруга.
— Сон ещё не идёт, почитаю немного, — отвечает ей барон. — Ложитесь, я скоро приду.
Едва она скрылась наверху, так он достал письмо Её Высочества и, что уж тут скрывать, немного, самую малость, заволновался. Увидел округлый почерк маркграфини и тут же стал вспоминать её саму… Крепкое без изъянов, и по-настоящему желанное тело ещё не старой и пылкой женщины.
«Друг мой сердечный, увидав вас в первый раз, в том страшном замке, ещё тогда я поняла, что вас мне послал сам Господь. И что вся тяготы, все испытания, что я претерпела тогда, были уготованы мне Провидением. Не иначе! Не иначе! И вот тому новое подтверждение. Ваш юный и удивительный врач, господин Брандт, единым делом, мановением руки излечил мою горячо любимую дочь Ирму Амалию, которую не могли годами вылечить иные врачи, кичащиеся своими знаниями и дипломами. Дева, что несколько лет ела с малым желанием и большим трудом, после того как появился ваш лекарь, вдруг просит на утро сладкой каши из риса. И поедает всё, что ей положили, а потом просит ещё. И за день из той еды ничего не отвергла, и в обед снова просила каши. И тут же от господина Брандта я узнала, что солдаты вас прозывают Дланью Господней. И всё, за что бы вы не взялись, Господь благословляет. Теперь у меня, как и у ваших храбрых людей, в том нет никого сомнения. И дочери мои, те тоже считают вас паладином Господним. И всё спрашивают, не приедете ли вы ещё к ним. Мы все молим о том Господа, и благодарим Его за то, что он послал вас. Дочери каждый вечер вспоминают ваши рассказы про ведьм и упырей. И говорят, что им вы надобны. И особенно надобны мне, так как я задыхаюсь в доме своём. Как птица задыхается в тенетах. Мы утешаем себя надеждой, что вы приедете с посольством уже к рождеству, вместе с моим женихом. Вы, дорогой мой друг, и знать не можете, как тяжело нам в нашем же доме, где нас окружают одни холодные недруги. Никого тут нет, кому бы я могла довериться, кроме моей Магдалены. Вот и ещё одно подтверждении того, что вы посланы Господом. Магдалена, которую подыскали мне вы, стала единственным человеком во всём огромном доме моём, на которого я могу положиться. Ещё есть наш друг Гуаско, но его отодвигают от меня, грозятся убрать из дворца за ненадобностью. Канцлер мой о том уже дважды говорил. Сказывал, что двор не может себе позволить такие траты. Я же, даже не могу написать вам письмо, ибо знаю, что оно будет прочитано, или и вовсе украдено и до вас не дойдёт. Только с вашим господином Брандтом и смогла вам передать послание. И я подумала, дорогой мой барон, что всякий человек, которого вы мне присылали, становился мне истинным другом как моя Магдалена, а то и спасителем, как доктор Брандт. И ещё подумала, если вдруг среди ваших знакомых будут какие-нибудь люди честные, и ищущие места и щедрого господина, так присылайте их ко мне. Хоть рыцарей, хоть расторопных слуг, хоть дев или дам, что готовы стать мне помощницами и товарками, ибо мои прежние все побиты колдунами. Ваша рекомендация будет мне правилом, ибо уже ясно, что на кого указываете вы, на того указывает Господь. — И тут вдруг у него появилась мысль. А ведь госпожа Ланге… Уж вот кто точно подойдёт принцессе. Та и умна для жены необыкновенно, и в хозяйстве первая в округе. И барон, запомнив эту мысль, продолжил чтение: — Надеюсь вы найдёте кого-нибудь, до Рождества, а если нет, то мы с дочерьми будем ждать вас. Надеюсь, дела ваши сладятся, и вы найдёте время приехать к нам. А ежели и это не удастся, то буду ждать вас с посольством.
Ах… Барон! Ночи не проходит, чтобы я на вспомнила ваши крепкие руки. Вспоминаю ещё то, как едва мы выбрались из замка кровопийц, а я всё думала, попросит ли рыцарь у спасённой принцессы, причитающуюся ему награду. И сначала думала, как вам в том отказать, а потом глядя на вас, вспоминала вашу храбрость, ваше чувство такта, и как вы помогали мне в трудном том быту, уже и ждала, чтобы вы требовали своего. А уже вскоре думала, какими словами вам ту награду предложить, если сами вы не осмелитесь. Но всё сложилось тогда так же, как пишут про то в романах. А потом я вспоминаю нашу поездку по Цирлю, мягкие подушки в карете, ночную жару, свою наготу пред вами… А ещё вспоминаю наши ночи у меня во дворце. И в душе всё начинает пылать. Иной раз аж уснуть не могу. И думаю, что те дни после моего освобождения, были самые сладкие в моей жизни. Когда ужас схлынул, избавителем моим стал именно такой рыцарь, о котором я читала в юные годы и после. Так и живу теми воспоминаниями. Иной раз пропадаю в них так, что и не слышу, как меня дочери зовут.
Я о том побоялась писать вашему сеньору, чтобы он не подумал чего, но вы уж постарайтесь попасть в посольство… Буду ждать вас. — И подписано сие послание было кратко и просто: — Ваша Оливия.
Ни титулов, не многих имен. Просто «Ваша Оливия». И читая последние строки, он вдруг