Да и вообще это к моим заботам все никак не относилось: летом, с подачи Павла Анатольевича, в институт внезапно прибыло по мою бедную душу еще шестьдесят человек «сверх плана» — и я уже приготовился взвыть, но оказалось, что кроме шести десятков математиков-программистов (все, как один, как раз по образованию математиками и были) он прислал еще и батальон военных строителей. Причем не самых простых, там еще немало людей служило, которые космодромы строили. Так что перспективы на получения всеми новыми специалистами жилья оказались даже более радужными, чем я ожидал. Даже не смотря на то более радужными, что еще человек пятьдесят мне прислала уже Зинаида Михайловна, а еще три десятка специалистов (правда, уже совсем не математиков) ко мне поступили по распоряжению Пантелеймона Кондратьевича.
И ведь все они людей ко мне присылали в расчете на то, что в институте им что-то очень нужное быстренько сделают. Павел Анатольевич ждал от меня средства для анализа сочинений разных товарищей для определения «антисоветских настроений» — ну как же без знаний-то интегралов с дифференциалами семантический анализ-то проводить! Зинаида Михайловна хотела получить программы для работы тех же сберкасс — и потому прислала мне выпускников экономических институтов. А вот Пантелеймон Кондратьевич оказался единственным, кто в задачу хоть как-то вник и он ко мне направил главным образом лингвистов-языкознатцев, причем теперь у меня были и неплохие специалисты со знанием почти полутора десятков языков. Но и задачку он поставил непростую (хотя «немедленного ее решения» не потребовал): он хотел получить программы, которые в моей старости относились большинством людей к области сугубо «искусственного интеллекта»: программы должны будут выделять из любого текста «основные смыслы». По сути — примерно то же, чего и товарищ Судоплатов от меня хотел, а ему это было нужно… Я, откровенно говоря, изрядно удивился, когда товарищ Пономаренко, перед тем как в институт поток лингвистов потек, сам ко мне заехал, чтобы «уточнить задачу»:
— Шарлатан, ты человек вроде разумный…
— Как и большинство, отношусь к хомо исключительно сапиенсам.
— И наглый, как таракан. Но я не об этом: сам знаешь, и даже вроде Павлу Анатольевичу об этом говорил, что у нас в архивах много всякого хранится интересного, но что людям все же рассказывать не стоит. Или нельзя, в силу особой государственной важности. И я вот о чем тебя попросить хочу: мне нужно… стране нужно, чтобы из таких закрытых архивных документов мы могли бы автоматически извлекать нужную в каждый конкретный момент времени определенную информацию. Но глазами просматривать миллионы страниц нельзя: мало ли кто их смотреть-то будет.
— Непростая задача, но в принципе решаемая. Правда, лишь в принципе — но, пока она решается, можно будет не спеша все эти документы как раз в цифровую форму и перевести.
— Да нельзя туда машинисток посылать!
— А я и не предлагал. Сейчас мне Павел Анатольевич для решения примерно такой же, точнее, довольно похожей задачки прислал толпу математиков, которые для таких задач вообще не требуются. И я их собираюсь посадить на решения задачки попроще, как раз для математиков, знающих слово «топология», подходящей: пусть разработают программы, которые текст с бумаги в машинные символы автоматически переводит. Как эту задачку решить, я примерно себе представляю, правда, ее они тоже не особо быстро решить смогут — но дорога в десять тысяч ли начинается с первого шага. За год-полтора они научат вычислительные машины печатный текст читать, потом за рукописный примутся…
— Это же сколько ждать-то придется!
— Быстро только кошки рожаются. Я себе объемы задачи представляю, потому сроки такие и называю… оптимистичные.
— Это ты называешь оптимистичными? Ладно, ты-то это самое слово «топология» вроде понимаешь, тебе виднее… не объясняй, мне это нахрен не нужно! Но, будем считать, что тут мне все уже объяснил, причем быстро. А так как я думал, что времени потребуется побольше, воспользуюсь сэкономленным: самолет-то мой только в шесть вылетает. Ты мне тогда вот что расскажи: что у товарища Сталина вычитал насчет того, кого считать эксплуататором и буржуем, а кого нет. Примеры-то твои понятны и даже выглядят очевидными, а вот систему я как-то пока не уловил. Хотя бы основы именно системы объяснить можешь? А то, сам понимаешь, перечитывать, причем вдумываясь в каждое слово, его сочинения у меня просто времени не хватает…
В свое время, где-то в начале десятых годов, я наткнулся на интересный ролик на ютубе. В нем показывали и рассказывали про какого-то японца, который в одиночку вот уже лет сорок ежедневно выпускал на своем крошечном заводике, размещавшемся в каком-то кирпичном сарае, до четырехсот тысяч винтиков, болтиков и шурупчиков. И работал он на этом заводике вообще один, самостоятельно обслуживая десяток станков-автоматов, произведенных как раз в конце пятидесятых и в начале шестидесятых годов. Сам, один, и автоматы эти при необходимости ремонтировал, и всю продукцию производил, а все, что он делал, обеспечивало другие заводы, выпускавшие всякое от автомобилей до кофемолок, в радиусе километров двадцати пяти от своей родной деревушки. И за последние сорок с лишним лет у него ни разу не было ни одного наемного рабочего. Мне тот фильмец понравился, а потом я задумался: это «самозанятый японец» — он буржуй-капиталист или «свободный пролетарий»? То есть не сразу задумался, а когда кое-какие детали попросил прояснить у работавшего в нашей компании японца: там переводчик почти половину исходного японского текста просто опускал. А вот когда он все перевел (точнее, он нашел там же, на ютубе, оригинал фильма на японском и его уже перевел мне), я и задумался, хотя абсолютно «абстрактно». А когда уже материалы для Павла Анатольевича готовил, все это вспомнил и задумался уже совершенно конкретно. Ведь «по Марксу-Ленину» выходило, что тот японец — никакой не капиталист, а наоборот, героический пролетарий. Но вот если вникнуть в предложенные товарищем Сталиным определения, то получалось очень интересно: мужик капиталистом-мироедом точно не был, у него наемных рабочих даже не подразумевалось. Но вместо этого он представлял собой классический образец эксплуататора: пользуясь «локально-монопольным положением» он цены на свои винтики-шпунтики завышал по сравнению с «рыночными» раза в два (так как возить те же винтики из других место просто оказывалось дороже, чем ему на месте переплачивать) — а расплачивались за это уже потребители той продукции, в которой его винтики использовались. Очень интересная коллизия