— Хм… а ему одного танкера-то хватит? Все же целая страна…
— Пока хватит, а там — посмотрим. В любом случае завод только в апреле-мае заработает, а как быстро его на проектную мощность выведут — этого никто не знает. Потому что наши нефтепереработчики там все же сами все работы проводить не будут, а вот когда местных обучить получится… И опять: он ведь всегда повторял, что мы не должны бесплатно кормить тех, кто слово «коммунизм» выучил…
— И ты туда же!
— Я к чему: у Танзании на один танкер деньги есть, то есть не деньги, но Шарлатан вроде подписал с ними договор, что они за танкер расплатятся орехами своими и гвоздикой. А на много танкеров им пока замахиваться просто не с чем — хотя, я подозреваю, если там Шарлатан наш начнет так же, как он у себя в области действовал, работать, то скоро и у Танзании средства на очень много чего появятся. И да, там у него отдельной строкой в запросе была просьбы геологов прислать, причем не простых, а знающих, что для Средмаша…
— А он это как сообщить-то успел?
— По телефону. Там же в посольстве нужная ЭВМ установлена, так что о том, что он просил, знает только два человека, включая товарища Коробову.
— Ты ему сам позвони, уточни — а то мало ли что он наплетет.
— Да он всегда… но все же напрасно он еще никогда языком не молол вроде. Но ты прав, я ему в любом случае завтра позвоню, у меня уже несколько вопросов появилось… и этот вопрос тоже задам.
Жить я устроился в посольстве. Вообще-то у посла имелась отдельная резиденция — не самый маленький особнячок ближе к официальному центру Дар-Эс-Салама, но мне он пока не подходил: в посольстве по крайней мере была система связи с Москвой (и вообще с Советским Союзом), оттуда даже по телефону можно было поговорить. Правда, связь эта была довольно специфической, ей пользоваться можно было сейчас всего часа четыре в сутки, причем часто два-три часа из этих четырех приходились на ночное время. Потому что связь осуществлялась через спутники: в небе летали два спутника связи, которые официально обеспечивали передачу программ Центрального телевидения в Сибирь и на Дальний Восток. Но через них же можно было и «цифровую» связь обеспечить — вот только из Танзании спутники были видны недолго и не на каждом витке. Поэтому расписание «периодов связи» висело в радиоцентре посольства и я предпочитал в это время именно здесь и находиться — а бегать по ночам из резиденции в посольство мне что-то не особо хотелось.
Зато именно для нашего посольства связь через спутники получалась очень простой: когда спутник из Танзании был виден, им кроме нас вообще никто не пользовался и никто разговоры не прерывал. А так как у нас было в системе целых четыре цифровых канала, народ в посольстве этим тоже активно пользовался, общаясь со своими родными в Союзе. То есть после моего вступления на должность пользоваться начал: раньше во-первых по инструкции было запрещено эту связь использовать «в личных целях», а во-вторых, для работников посольства такие разговоры оказались бы слишком уж дорогими: переключение линий из ЦУПа в общую сеть оценивалось по самому дорогому междугороднему тарифу — это даже если в Москву звонить, а уж обычная междугородняя связь… отсюда ее ведь даже оплатить возможности не было. Но я «воспользовался своими полномочиями»: Посол-то от посла отличается в том числе и тем, что он имеет полное право действовать в стране от имени Советского правительства — вот я подействовал слегка. Даже больше «подействовал»: все же советских людей здесь работало довольно много, так что я распорядился открыть в консульстве отдельный переговорный пункт, чтобы наши люди могли домой хоть иногда позвонить. Правда, тут опять приходилось учитывать своеобразное расписание сеансов связи — но люди радовались и тому, что удалось для них сделать.
Мне Зинаида Михайловна в одном из разговоров намекнув, что весной собираются еще два спутника запустить и у нас уже и днем больше времени для бесед появится, но пока с ней я все же общался ночами. А днем… В один из дней мне позвонил товарищ Судоплатов на предмет уточнить насчет моих «предположений относительно ниобия», и мы проговорили с ним минут сорок (то есть до тех пор, пока спутник не «ушел») но разговор оказался очень результативным: меньше чем через неделю в Танзанию прилетела группа из полутора десятков геологов, а я успел об их грядущей работе договориться с Джулиусом. Мне вообще этот парень (а он был всего-то на четырнадцать лет меня старше) очень нравился тем, что с ним о чем угодно можно было договариваться очень просто (при условии, что Танзании за это платить не требовалось). И мне даже удалось с ним договориться о создании танзанийско-замбийской авиакомпании, полностью частной и вообще лично мне принадлежащей — а с руководством Замбии он уже сам как-то все вопросы утряс. Что по этому поводу высказала мне Зинаида Михайловна, навсегда останется между нами, и я совсем даже не уверен, что и мнение Пантелеймона Кондратьевича она мне передала без существенных терминологических искажений. Но вот три реактивных «Буревестника» в столицу Танзании прилетели в самом начале марта, а «Соколы» (я их сразу два десятка попросил) мне пообещали морским путем доставить ближе к маю. Но насчет товарища Пономаренко (точнее, его слов) я так и остался в сильных сомнениях: все же, если я верно помнил, в СССР уже танзанийских пилотов обучали, то есть самолеты и без меня сюда отправить планировалось.
Но долго мне на эту тему думать не пришлось: сразу после того, как в посольстве все дружно отметили праздник восьмого марта, мне позвонила уже Зинаида Михайловна и сообщила, что она очень хочет со мной повидаться. И что для исполнения своего желания она за мной в ближайшие дни пришлет самолет, который меня непосредственно из Танзании в Москву и доставит. Причем даже без промежуточных посадок. А вот зачем я ей так срочно понадобился, она объяснять не стала…
Глава 24
Честно говоря, я думал, что за мной