Ход убийцы - Песах Амнуэль. Страница 11


О книге
ей тоже плохо, тошнит и все такое. И он, Хузман, очень боится, что это — месть. Чья? Как — чья? Похитителей. Они же сказали Левингерам, чтобы те держали язык за зубами. А те проговорились ему, Хузману, и вот… Разговор прервался, потому что… В общем, клиент опять побежал в туалет.

— Чушь, — сказал я. — Даже если похитители существовали на самом деле, как они могли отравить пищу в доме Левингеров? Они что — собирались покончить со всеми сразу, и с хозяевами, и с гостями?

— Цви, согласись, что когда плохо себя чувствуешь, логические способности гаснут…

— Хорошо. Дальше. Он хотел, чтобы ты сделал ему промывание желудка?

— Нет, он хотел, чтобы я немедленно отправился к Левингерам, потому что возник шанс обнаружить похитителей. Ведь если отравление — их рук дело, они должны контролировать последствия, и кто-то из них наверняка сейчас следит за домом Левингеров. Ждут, например, приедет ли «скорая помощь».

— Господи! — воскликнул я. — Какая буйная фантазия!

— Тебе бы… — начал Сингер, но вовремя остановился и только пожал плечами. — Естественно, я посоветовал Хузману вызвать «скорую», никуда ехать я не собирался, но иметь информацию не мешало, и я позвонил Ноаму Сокеру, это мой приятель, он работает в центральном отделении «скорой»…

— Скажи-ка, Арье, а в Главном раввинате у тебя нет знакомых, которые могут поставлять тебе нужную информацию?

— В раввинате? Есть, конечно, сыщик без источников информации все равно, что птица без крыльев, вот и приходится… Так мне продолжать?

— Безусловно, — сказал я.

— Сначала мне не повезло. Сокер сегодня ночью не дежурил, мне пришлось поднимать его с постели. Подробности разговора опускаю. Однако четверть часа спустя я знал, что Михаэль Левингер был в два часа сорок минут доставлен в приемное отделение больницы «Барзилай» с признаками острого пищевого отравления. Умер полчаса спустя, не приходя в сознание. С Михаэлем была доставлена в больницу его жена Сара — тоже с признаками отравления, но значительно более слабыми. После принятия мер была отправлена домой. Никуда, конечно, не поехала, потому что в это время Михаэль был уже мертв. Далее. Примерно в то же время еще пятеро участников вечеринки обращались в «скорую» — с теми же самыми признаками. Но во всех случаях, кроме Михаэля, отравление оказалось легким, к утру люди пришли в себя и отправились на работу.

— Подозрение возникло у одного из врачей, — продолжал Сингер. — Внешние признаки соответствовали отравлению пищевым ядом. Однако скорость, с которой наступила смерть Михаэля, с одной стороны, и слабые признаки отравления у остальных гостей, — с другой… Короче говоря, врач обратился в полицию — возникло подозрение, что отравление не было делом случая. Спать я, как ты понимаешь, больше не ложился…

— А выглядишь, как огурчик, — вставил я.

— Маринованный, — поправил Сингер.

— Кто занялся делом?

— Инспектор Хутиэли собственной персоной.

— Он тебя недолюбливает.

— Тебя тоже, Цви, особенно после дела Зильбермана, когда ему пришлось согласиться с нашей версией событий. Я старался держаться в тени, иными словами, сидел дома и вызванивал своих информаторов. Поэтому знаю гораздо меньше, чем хотелось бы. Хутиэли вся эта история тоже показалась весьма подозрительной. О пресловутом похищении он, естественно, не знал, но имел представление о сумме, выигранной Левингером в ЛОТО. Нетрудно сложить два и два: человек выигрывает четыре миллиона и несколько дней спустя умирает от острого отравления. Сейчас Хутиэли наверняка знает, что в пятницу Левингер взял из банка наличными всю сумму выигрыша. Инспектор поступил совершенно естественно: изъял для экспертизы все остатки пищи и потребовал вскрытия тела Михаэля. Результат стал мне известен за несколько минут до того, как я позвонил тебе.

— Не терпелось поделиться? — буркнул я. — А если бы результат стал тебе известен в два часа ночи?

— В два часа события только начали развиваться, и Михаэль был жив, — покачал головой Сингер. — Один из салатов, съеденных Михаэлем, был отравлен огромной дозой пищевого токсина.

— Остальные гости…

— Этот же яд обнаружен во всех тарелках, но в очень слабой концентрации. Два человека, которые терпеть не могут баклажаны, остались здоровы — полиция подняла их с постели час назад, чтобы задать несколько вопросов.

— Твой вывод? — сказал я. — Кто-то намеренно свалил Михаэля, желая при этом изобразить, что салат был просто испорчен, и потому пострадали все?

— Не знаю… — протянул Сингер. — Видишь ли, человек, который хотел отравить Михаэля, должен был быть уверен, что вскрытия производиться не будет, иначе любая экспертиза немедленно покажет, что это не было обычное пищевое отравление.

— Чепуха, — сказал я. — Убийца не мог быть в этом уверен. Скорее наоборот: он должен был точно знать, что вскрытие будет назначено — как же иначе? Смерть от пищевого отравления — это скандал. Откуда могли попасть в салат пищевой токсин?

Сингер пожал плечами.

— Просроченный срок годности, — сказал он. — Ошибка в технологии… Все это маловероятно, но не исключено.

— Надеюсь, — продолжал я, — Хутиэли не станет обвинять фирму-производитель… Кстати, кто это?

— «Салатей Моцкин», солидная фирма, просто невероятно, чтобы они могли допустить такой прокол. Нет, Цви, как ни увиливай от такого предположения, ясно: салат отравил кто-то из гостей Левингеров. Кто-то, кто мог иметь материальную выгоду от смерти Михаэля. Ведь все знали о выигрыше, собрались специально, чтобы отпраздновать это событие.

— Ты, конечно, собрал сведения о гостях…

Сингер полез в боковой карман пиджака и вытащил свой знаменитый блокнот, при виде которого у меня обычно появлялось желание вызвать специалиста-криптографа. Значки, которыми Сингер записывал показания свидетелей и собственные наблюдения, мог расшифровать только он сам, да и то, по-моему, не всегда, а лишь при ярком освещении. Это не было стенографией — дело в том, что Сингер каждый раз пользовался новыми значками, а порой одно и то же слово обозначал пятью разными знаками, по ходу чтения разбираясь, что он имел в виду. Кажется, его рукой вела чистая интуиция — это был какой-то неизвестный науке и противоречивший здравому смыслу способ запоминания, точнее — способ напоминания самому Сингеру о том, как и в какой последовательности происходили события, обозначенные им теми или иными значками.

— В один прекрасный день, — сказал я, наблюдая, как Сингер переворачивает страницы и вглядывается в символы, пытаясь понять их содержание, — в один прекрасный для преступника день ты не сумеешь прочитать свои записи, и на этом твоя карьера закончится.

— Ты просто завидуешь, что сам не способен придумать для себя такую же эффективную систему, — отпарировал Сингер.

— Да? — скептически сказал я. — Ну-ка, что означает вот этот значок, похожий на курицу, подвешенную вверх лапами?

— Понятия не имею, — признался Сингер. — Я же тебе сто раз объяснял, что каждый знак сам по себе не означает ничего и не наводит ни на какие ассоциации. Но, когда

Перейти на страницу: