— В двух словах, — сказал Хутиэли. — Подробности вы найдете в деле. В восемь сорок три Липкин получил удар ножом в спину. Он стоял у открытого окна, удар был нанесен снаружи. Проблема в том, что Липкин не сразу даже ощутил удар. Почему — поймете, прочитав заключение судмедэксперта. Во всяком случае, между нанесением удара и падением Липкина могла пройти целая минута. Возможно — чуть больше. Липкин умер очень быстро. Смерть наступила не в результате ножевого ранения, которое было легким — просто царапина, если говорить точно. На лезвии был обнаружен сильнейший яд из группы кураре. Его действие и вызвало паралич дыхательных путей и сердца.
— Где находился Куперман в эти две-три минуты, предшествовавшие убийству Липкина, не смог сказать никто, — продолжал инспектор. — Его видели во дворике и в салоне, сам он утверждает, что, когда раздались крики, находился в туалете. Никто этого не подтверждает и не опровергает. После снятия показаний гости Зильбермана были отпущены по домам. Куперман и Брухич выехали одновременно, это подтверждено, и некоторое время машина Купермана следовала за машиной Брухича. На перекрестке перед дорогой на Тель-Авив они разъехались, но куда направился Куперман, неизвестно. Мы опросили соседей. Никто не видел, когда Куперман вернулся, никто не слышал никаких звуков из его квартиры. Жена Купермана тоже ничего не слышала — спала, по ее словам, без задних ног. Машина Купермана стоит перед домом, и бак ее наполовину пуст, хотя Куперман утверждает, что полностью заправился перед тем, как ехать на вечер к Зильберману. Завершая описание первого убийства, скажу, что только Куперман знал, как нанести удар ножом, чтобы попасть в нужную точку — по нашим сведениям, лет десять назад, сразу после армии, он серьезно занимался на курсах восточной медицины и акупунктуры. Не знаю уж, зачем это ему было нужно, но факт остается фактом. И у Купермана был мотив для того, чтобы избавиться от Липкина. В подробности вдаваться не буду, более детальную информацию вы можете получить у следователя Нисана.
— У вас есть вопросы по этой части? — спросил Хутиэли, прерывая рассказ.
— Нет, — отозвался я, — жажду услышать продолжение. Что там произошло с Брухичем?
— Он вернулся к себе. Семья Брухичей живет в двухэтажном коттедже — он, жена, трое детей. Вернулся Брухич за полночь, лил дождь, с женой он поругался еще днем, а после возвращения продолжил. У них там дело шло к разводу… Короче говоря, он отправился спать в садовый домик. У них там небольшой сад, четверть дунама. В саду стоит кирпичный домик — старая постройка пятидесятых годов. Одна комната и маленькая прихожая. Говорят, что Брухич частенько спал там — иногда даже женщин водил, назло жене. Но это другая история, к нашей отношения не имеет.
— Как знать, — вставил я.
— Не имеет, — повторил инспектор. — Так вот, Брухич заперся в домике и лег спать. Утром ему позвонили, чтобы он явился к завтраку. На звонок он не ответил. Послали восьмилетнего сына позвать отца. Через минуту мальчик с воплем ворвался в салон. Он увидел через окно садового домика… В общем, когда взломали дверь, обнаружили Брухича лежащим на полу. Похоже, что он упал с кровати, судя по положению тела. Нож лежал рядом. Рана в нижней части живота была неопасна, но Брухич был мертв уже несколько часов. Причина оказалась в точности та же, что в случае с Липкиным. Лезвие ножа отравлено ядом. И, как и в случае с Липкином, у Купермана было основание желать смерти Брухича. Более того, только у Купермана было основание желать смерти обоих этих людей.
— Вы хотите сказать, — произнес я недоверчиво, — что некто (я не говорю — Куперман, по-моему, это чушь) проследил за Брухичем, подождал, когда тот ляжет спать, вошел, ударил его ножом, вышел и отправился спокойно домой? Должны были остаться следы на земле около домика и на дороге. Да, шел дождь, но что-то должно было остаться!
— К сожалению, — покачал головой Хутиэли, — следов нет. Точнее, нет таких следов, которые позволили бы сказать что-то определенное. Неизвестно, останавливалась ли около участка Брухичей какая-нибудь машина. В саду на земле есть очень нечеткие следы, но неизвестно, оставил их сам Брухич или, возможно, убийца. Все так размыто, что нельзя даже установить размер обуви.
— В самом домике должны были быть следы, — напомнил я. — Если не следы борьбы, то хотя бы следы того, что кто-то входил. Шел дождь…
— Да, конечно, — согласился инспектор. — В прихожей следы ботинок хозяина и ничьи больше. В комнате вообще никаких следов нет. Да, собственно, и быть не может…
Хутиэли запнулся и посмотрел на меня странным виноватым взглядом, будто ощущал собственную вину за то, что неизвестный преступник не оставил следов на месте преступления.
— Почему — не может? — агрессивно спросил я.
— Видите ли, господин Барзель, — произнес инспектор, и в его голосе звучало сомнение, — после того, как Брухич лег, в комнату никто не мог войти. Он заперся изнутри на крюк, есть, знаете, такие большие крюки в старых квартирах, они накидываются на дверную петлю… Снаружи не откроешь.
— Вы хотите сказать, что Брухич впустил убийцу, позволил ему пырнуть себя ножом, а потом запер за ним дверь и улегся на кровать, чтобы упасть с нее на пол? — спросил я, стараясь вложить в эти слова всю иронию, на какую был способен.
— Я не говорил подобной глупости, — с досадой сказал Хутиэли. — Когда Брухич получил удар ножом, он, без сомнения, был в комнате один и лежал на кровати.
— Окно… — догадался я.
— Окно закрыто, — покачал головой инспектор. — То есть, вообще говоря, возможно, что оно было открыто, а потом убийца закрыл его снаружи. Это старый домик, и в окне опускающаяся рама. Если она была поднята, то достаточно было потянуть снаружи, рама тут же падает, и шпингалет входит в гнездо. Здесь нет проблем.
— Значит, убийца мог…
— Не мог, господин Барзель. На окне решетка. Пролезть между прутьями могла разве что кошка, причем — не очень упитанная…
— Вы видели Амнона Купермана, — заявил я. — По размерам он намного больше кошки, верно?
— Вот потому мне и хотелось бы, чтобы ваш подзащитный, с вашей, естественно, помощью, сотрудничал со следствием, а не мешал ему. Во время допроса у Нисана Куперман и рта не раскрыл, утверждал, что не скажет ни слова, не посоветовавшись с вами.
— Вы полагаете, что он был неправ?
Я встал.
— Когда я смогу получить для себя копию экспертных заключений?
Хутиэли не ответил. Похоже, инспектор не был великодушным человеком — Куперман не желал сотрудничать с полицией, а полиция, в свою очередь, не желала сотрудничать с защитой. Ну и ладно. Свое я получу, что бы там ни думал господин